Ремин приоткрыл окно и уселся на подоконник около Доры, сидящей в кресле у этого окна.
Невысокие ширмочки и спины стоящих мужчин закрывали их.
– Я не особенно люблю бывать здесь, – говорила Дора, слегка наморщив свой носик. – Hо я очень люблю Мари Парду и хочу помочь ей. Они так нуждаются, и эти десять франков с посетителя составляют их главный доход.
– Не дурной доход! Здесь, я думаю, человек пятьдесят.
– Да, но не забудьте, что она заплатит танцовщицам франков двадцать пять, а освещение! Приходят, правда, со своим вином, но нужна посуда напрокат, а кофе она дает от себя…
Мари редкая женщина. Вы знаете, в России в нее был влюблен один богач и предлагал ей экипажи, бриллианты, дачу в Крыму – она отказалась и вот терпит нужду. Много ли бедных женщин способны на это? – воскликнула Дора.
– Это она вам сама рассказывала? – спросил Ремин, улыбаясь и смотря в оживленное личико Доры.
– Конечно! Она вполне откровенна со мной. Я считаю долгом материально поддержать такую удивительную женщину – она мой друг.
– У вас, я вижу, много друзей? – улыбнулся он.
Она подозрительно посмотрела на него.
– Вам, наверное, Лель наговорил что-нибудь? У него привычка поднимать меня на смех, – словно обиженный ребенок, заговорила она. – Конечно, иногда разочаровываешься в своих друзьях. Ах, люди так иногда неискренни и иногда прикидываются несчастными и бедными, а на самом деле… Я не доверяю людям ни в чем, ни в чем! Ни в дружбе, ни в любви. Я отошла от всего. Я пережила такую душевную драму! Когда-нибудь, когда мы с вами станем друзьями, я вам расскажу ее. Вы должны меня понять, потому что вы тоже пережили драму. Как вы должны были страдать!
Ремина передернуло. Он почувствовал сразу удар, который он всегда испытывал, но, взглянув в приподнятое личико Доры, он все словно забыл. Глаза ее были так наивно ласковы и выражали такую нежность, на этих глазах навернулись слезы, а очаровательный розовый ротик так мило раскрылся, что Ремин почувствовал умиление, ему захотелось погладить эту женщину по головке, как маленькую девочку, и утереть ее слезы.
Он взял ее руку, поднес к своим губам и тихонько сказал:
– Не говорите никогда об этом.
– Да, да! Ради бога, простите меня! Я такая неосторожная… я никогда… Да, да, конечно, ни слова.
Она наклонила голову – смущенная, прелестная и трогательная.
Он сидел, любуясь ею и продолжая держать ее руку, которую она не отнимала.
В этот момент между публикой произошло движение: на средину комнаты вышли две совершенно обнаженные женщины. Начался танец.
Под звуки танго женщины сплетались, расходились, принимали позы.
Эти позы делались все более нескромными, и в зале послышались восклицания и даже как будто ржание.
Два толстых немца, заслонив это зрелище от других своими широкими спинами, то подскакивали, то приседали, слегка повизгивая, напоминая привязанных на веревку псов.
Ремин посмотрел на Дору.
Она глядела куда-то вбок, будто стараясь не видеть, и лицо ее залилось краской.
– Вась