– Да, да! – быстро поднялась она и торопливо стала натягивать длинные шведские перчатки.
Дора пожелала пройтись пешком.
Настроение Ремина делалось все веселее и веселее.
Он говорил, шутил и даже слегка злословил насчет «четвергов» m-lle Парду.
Ему захотелось смеяться, школьничать.
Дойдя до площади de la Concorde, он весело сказал:
– Как хорошо.
Она остановилась и, посмотрев кругом, спросила:
– Вам нравится? Но это не старина, это все новое…
– А не все ли равно? Мне сегодня так хорошо, так весело, я чувствую себя юным, гимназистом каким-то, хочется бежать… Побежим, Дарья Денисовна! Смотрите, какой широкий и гладкий тротуар, кажется он сам полетит нам под ноги.
Он схватил ее за руку, и она сделала шаг, чтобы бежать, но сейчас же опомнилась и обидчиво сказала:
– Что за странная идея? Что с вами?
– Разве, Дарья Денисовна, у вас не бывает минут беспричинной радости, когда кругом все кажется прекрасным? Эта площадь сейчас – самая лучшая площадь в мире. Величественно, просторно, нарядно… Террасы Тюильри внушительно темнеют, фонари так красиво разбежались по площади! Это самое лучшее место, в самом лучшем городе, а вы милая, прелестная Дарья Денисовна! Отчего же мне не радоваться? Если моя радость выражается немного бурно, так это потому, что я давно не радовался.
– Как это странно, я думала, судя по вашей картине, что вы разочарованный и меланхолик и… – сказала она, словно обиженная.
– И вы во мне разочаровались? – спросил он смеясь.
– Ах, какие глупости! Не все ли вам равно… Но мне кажется, что если художник… ну, весел, доволен, он неглубокий человек и не может написать хорошей картины.
– А я как раз, идя с вами, думал, что хорошо бы написать картину, веселую, радостную, где все смеется в свете солнца, а среди картины написать вас… И посвятить эту картину вам. Вы позволите?
– Конечно, – сказала она, недоверчиво посмотрев на Ремина, и, помолчав, прибавила:
– Я совсем не умею веселиться.
Он засмеялся.
– Вы смеетесь надо мной! – И она вырвала у него руку.
– Дарья Денисовна! Я смеюсь, но смеюсь радостно, как дикарь, который видит перед собой прелестную райскую птичку.
Она сердито дернула плечиком и пошла вперед.
– Ну за что вы на меня рассердились – спрашивал он, но она молчала и ускоряла шаги.
Когда они остановились перед решеткой дома, она повернулась к нему и сердито сказала:
– Что за странный тон, которым вы говорите со мной? Точно я девчонка какая-то.
– Простите меня, вы сказали, что веселые люди – неглубоки, но я не верю этому, что же мне делать, когда, сам не знаю почему, в вашем присутствии меня охватывает радость, глубокая радость… Ну не сердитесь и скажите мне доброе слово на прощанье.
Он смотрел на нее веселыми, влюбленными глазами, умоляюще сложив руки.
– Какой вы странный, – произнесла она нерешительно. –