Я хмыкнула:
– Что случилось?
Макс немного помедлил, подбирая слова, потом пожал плечами.
– Телефон разбудил меня на самом интересном месте. Мать почему-то решила в шесть утра позвонить, потом что-то по работе, затем написал друг, которого бросила девушка. Все одновременно. Плюс вспомнил про какие-то дурацкие счета, которые я, кажется, забыл выставить заказчикам. Я не завтракал и даже кофе спокойно выпить не мог.
– И вот ты вышел выпить кофе.
– Угу.
– И увидел меня.
– Именно.
Макс повернул голову, внезапно все напускное слетело с его лица, и я не видела ничего кроме этих лучистых глаз:
– И день стал заметно лучше.
Я отвела взгляд, но мне вдруг стало так тепло и, кажется, на краях свинцовых туч на мгновение зардели алые отблески!
Мы шли по городу, не торопясь, словно оба пытались замедлить время. Петербург встречал нас в привычном для конца октября наряде – серые улицы, тусклые фонари, воздух, пропитанный влагой, и низкие хмурые тучи, готовые вот-вот разразиться дождем. Опавшая листва, размокшая под ногами, теряла цвет, превращаясь в однообразную черно-бурую массу. Было промозгло, но не настолько, чтобы хотелось вернуться домой.
Мы молчали. Разговор исчерпал себя и тишина будто бы заняла между нами свое место, не вызывая ни неловкости, ни желания заполнить ее словами. Мы просто шли – две тени вдоль осенних улиц.
Мы прошли через Исаакиевскую площадь, немного задержались на очередном мосту, наблюдая за медленным течением реки. Вода клубилась черной массой, в ней отражались уличные фонари и красные сигналы машин, скользивших по дальнему мосту. У входов в рестораны и кафешки зажигались гирлянды и фонарики. Где-то вдалеке играли уличные музыканты, но их звуки долетали приглушенными, словно из-за стекла.
Макс закурил, прикрыв огонек зажигалки ладонью. Я удивилась – никогда не видела его курящим. Смотрела, как он задумчиво выпускает дым в осенний воздух, и думала, что, наверное, в такие моменты могла бы притвориться нормальной: просто женщина, просто гуляет с приятелем, просто осень, просто вечер.
– Тебе не холодно? – спросил он, не глядя на меня.
– Нет.
– А у меня изнутри выходит холод.
– Это из-за сырости.
Макс усмехнулся, будто мой странный ответ подтвердил какие-то его мысли, но ничего не ответил. Мы свернули в переулок и вышли к набережной. И тут вода под мостами тоже казалась вязкой, густой, почти маслянистой. Где-то вдалеке едва слышно переговаривались грузчики, грузившие товар на баржу, а в соседнем дворе кто-то насвистывал мелодию, похожую на старую французскую песню.
– Когда-то я жила в доме с похожим видом на воду, – сказала я, кивая на одну из старых доходных построек.
– Ты выросла в Питере?
– Нет, я росла очень далеко отсюда. Моего города уже нет, – прозвучало слишком грубо, поэтому я поспешила добавить, – У нас был милый домик в небольшом поселке.
– Тебе там нравилось?
Я задумалась.
– Тогда