Хедера подошла ближе, чувствуя не легкую дрожь в коленях, а парализующий страх. Она всю жизнь готовилась к этому моменту, знала, что брак по расчету – это долг, а не прихоть. Но сейчас, глядя на своего будущего супруга, она ощущала не только волнение, но и ужас – словно ее приговорили к пожизненному заключению в золотой клетке. Тонкая нить сомнения превратилась в железную цепь, сковывающую ее душу.
– Прекрасный вид, не правда ли? – произнес муж, не поворачиваясь к ней, будто она была неодушевленным предметом. Его голос был не ровным и спокойным, а ледяным, словно мелодия, сыгранная на похоронах. Без эмоций, без живого трепета, лишь пугающая пустота.
– Да, Лаурус, – ответила Хедера, с трудом сдерживая рвотный позыв. – Наши поля – гордость Олеандра… проклятие Олеандра. Они дарят нам все необходимое… ценой нашего повиновения.
Она тут же пожалела о сказанном, испугавшись, что выдала свой секрет.
Муж медленно повернулся к ней, и Хедера невольно отшатнулась. Его глаза, глубокие и темные, казались не непроницаемыми, а всевидящими, словно он знал все ее тайны, все ее страхи. В них не было ни тепла, ни приветствия, лишь холодная, расчетливая оценка… и намек на злорадство.
– И вы, принцесса Хедера, – гордость Олеандра, – произнес муж, и в его голосе прозвучала зловещая ирония.
– Ваша красота – символ процветания и благополучия вашего государства… и печать на нашем общем проклятии.
Хедера побледнела. Комплименты всегда вызывали в ней не смущение, а тошноту, особенно такие, произнесенные с такой холодной, отстраненной жестокостью.
– Я благодарна вам за теплые слова, Лаурус, – ответила она, ощущая, как ее сердце сжимается от страха. – Но красота – это лишь оболочка. Гораздо важнее то, что внутри… то, что мы скрываем.
Муж усмехнулся, и на его лице промелькнула тень презрения.
– Вы правы, Хедера. Внутреннее содержание – это то, что действительно имеет значение. И в данном случае, внутреннее содержание вашего государства – это ключ к будущему… к нашей вечной идеальности.
Он сделал шаг ближе, и Хедера невольно отступила назад, упершись спиной в увитую розами стену беседки, словно загнанный в угол зверь. Муж взял ее руку в свою. Его прикосновение было не холодным, как камень, а обжигающе ледяным, словно прикосновение смерти.
– Сегодня я присягнул вам не в вечной любви и верности, а в вечном долге, – произнес муж, глядя ей прямо в глаза, проникая в самую душу. Его голос звучал не как клятва, высеченная на камне, а как приговор, зачитанный палачом. – Я обещаю не защищать вас и ваше государство, а использовать вас для достижения своих целей, не обеспечивать его процветание и благополучие, а поддерживать иллюзию его благоденствия. Я сделаю все, чтобы вы были несчастны.
– Я