Крапива закрыла себе рот ладонями, с ужасом поняв, что сотворила. Не жить бы ей боле, да вступился княжич.
– Девку не трогать, – велел он. Повернулся, вынул острый нож, каковой всегда носил при поясе, и кольнул острием щеку девицы. – Чтоб с места не двигалась. Перебью шляхов – договорим.
И с тем выскочил во двор, где уже собрались молодцы из дружины.
Редко кто умел подарить улыбку Хозяйке Тени. Дорого стоит потешить черную богиню! Но та ночь стала для нее веселым танцем.
Закричали бабы, зазвенело железо, алыми каплями разлетелись угли разоренного костра. Еще свежи были запахи яств да хмельного меда, но уже прибавились к ним иные – те, почуяв которые кони грызут удила, а собаки заливаются лаем.
Заливалась и Крапива, забившись в дальний угол Старшего дома, аккурат под образами богов. Заливалась и молила, чтобы не покинули крошечную деревеньку на границе Срединных земель и степи, чтобы оберегли. И пусть возьмут за то жизнь неразумной девки, пусть любые тяготы на нее обрушат, лишь бы братья, мать с отцом, Ласса, Свея – все, кто дорог Крапиве, – не расплачивались за ошибку.
– Великая Мать! Рожаница, – лепетала травознайка, – разорви пелену Тьмы, прогони Лихо!
Но Лихо уже вовсю скакало по деревне, а Хозяйка Тени пела свою песню. Завизжал кто-то, и дверь избы распахнулась, ударившись о стену, повисла, перекошенная. Один из парней княжича, тот, что смеялся всех громче, когда Крапиву валяли в поле, за косу втащил девку. За порогом ураганом бушевала битва, но дружинник на подмогу своим не спешил. Куда приятнее ему было усесться верхом на пленницу и разорвать на ней рубаху, открывая не тронутую никем прежде грудь. Девица брыкалась и царапалась, но, стоило приложить ее кулаком в лицо, затихла, позволила задрать себе юбку и… и…
Как хватило у Крапивы смелости, она бы ни в жизнь не сказала. Но тогда, наблюдая из укрытия за чужими мучениями, она будто бы сама оказалась на месте жертвы. Это на ее, Крапивы, теле оставляли синяки жадные пальцы. Вот только если травознайку боги наделили не то благословением, не то проклятьем, то этой бедняжке защититься было нечем.
Лекарка выхватила из очага котелок, уже не раскаленный докрасна, но полный горячего зелья. Размахнулась…
– На тебе!
Молодец заорал и откатился в сторону, а Крапива добавила опустевшим котелком ему промеж глаз. Потом только разглядела, кого спасла. На полу, свернувшись калачиком, лежала Ласса. Немудрено было не узнать ее: мало что по темноте, так еще и зареванную, избитую, грязную… От нарядного сарафана остались клочья, а волосы свалялись вороньим гнездом.
Крапива опустилась перед подругой на колени. Обнять бы, утешить… Но смогла лишь похлопать по спине, где та оставалась прикрыта обрывками рубахи:
– Не тронул? Не успел?
Ласса замотала головой, не в силах вымолвить ни слова.
Ох и грянула беда! Такой и ворот открывать не надобно, снесет весь частокол и дозволения