Ибо, едва удостоверившись в своем избрании, он решил немедленно выступить во главе армии, чтобы утвердить свою власть в Риме; собрав солдат, он обратился к ним с такими словами:
«Негодование, которое вы питаете к преступлению, совершенному в Риме недостойными солдатами, недостойными даже этого имени, доказывает вашу верность вашим императорам и священное уважение к присяге, которую вы им приносите. Я всегда исповедовал те же чувства. Вы знаете: преданный и покорный правителям империи, я никогда не помышлял о том возвышении, на которое вы поставили меня своими голосами; и теперь у меня нет более жгучего желания, чем поскорее свершить столь же законную, сколь и угодную вам месть.
Честь империи служит нам новым стимулом. Мы не вправе оставить ее под позором, которым она ныне покрыта. Некогда управляемая великими и мудрыми государями, ее величие внушало уважение всему миру. Даже при Коммоде благородство принца и память о его отце смягчали впечатление от ошибок, совершаемых им по молодости: мы питали к нему больше сострадания, чем ненависти, и винили во всем его министров и дурные советы. Из рук Коммода империя перешла к почтенному старцу, чьи добродетели и подвиги глубоко запечатлены в ваших сердцах: и именно такого государя преторианцы не смогли вынести и поспешили устранить убийством, достойным величайшей кары.
Тот, кто был столь безумен, чтобы купить это высшее место, конечно же, не способен вам противостоять – человек, чья единственная заслуга в богатстве, ненавидимый народом и не имеющий иной защиты, кроме солдат, связанных с ним преступлением, изнеженных городскими удовольствиями и уступающих вам как числом, так и доблестью.
Итак, двинемся же уверенно: освободим Рим от позорного ига, его унижающего, и, став хозяевами столицы и святыни империи, мы без труда подчиним себе весь остальной мир».
Эта речь была встречена громкими одобрениями. Солдаты, нарекая своего вождя именами Августа и Пертинакса, объявили готовность следовать за ним. Север не дал остыть их рвению и тут же начал приготовления