– Как вы успели приехать так быстро? Прокопьев сказал, что у вас кабинет в Находке. – Вспоминаю я услышанное сегодня.
– Вам и правда повезло, что я был неподалёку. И вообще, что приехал в город с семьёй на выходные, чтобы сегодня вечером вылететь в отпуск из Владивостокского аэропорта.
Хмурюсь, понимая, что это означает. Виновато опускаю глаза на собственные руки:
– Простите, что разрушила ваши планы на хороший выходной.
– Не извиняйтесь. Я сам не смог устоять перед возможностью лишний раз утереть нос Прокопьеву.
– А ваша жена не была против?
– К сожалению, она тоже с ним знакома не понаслышке, поэтому одобрила изменение планов обеими руками. Сказала, пока погуляет с дочерью в центре. У нас отпуск впереди – успеем ещё наговориться.
Как у них всё просто и правильно. Такими и должны быть нормальные отношения. Когда оба уважают друг друга и готовы идти на компромиссы. Когда не нужно ничего никому доказывать. С Сахаровым у нас было иначе. Мы всё время соревновались в том, кто из нас лучше, словно за это могли дать медаль. Хотя он бы действительно выиграл неплохую должность при своих посредственных талантах. А что выиграла бы я? Родители считали, что для меня такой муж, как Ник – сам по себе награда. Хорошо, что наши отношения с ним успели развалиться ещё до свадьбы.
Парковка у здания следственного комитета заставлена машинами, несмотря на выходной. Чёрный Краун Алекса тоже здесь. Значит, и Прокопьев где-то неподалёку. И я мысленно готовлюсь к продолжению нервотрёпки. Уточняю на всякий случай:
– Значит защищать меня с завтрашнего дня будет некому?
– О, Алекс что-нибудь придумает, я уверен, – отвечает адвокат и улыбается так многозначительно, словно план дальнейших действий Волкова ему уже заранее известен. – Сейчас главное – избежать задержания.
Но спокойней от этого почему-то не становится. Не только потому, что с этим задержанием ничего не ясно. Ещё и потому, что ничего не ясно с самим Алексом. Я понятия не имею, могу ли вообще ему доверять – его поведение остаётся непонятным с самого позавчерашнего вечера и сегодняшнее не только не прояснило ничего, но и добавило массу новых вопросов.
Вместе с Лазаревым мы выходим из машины и идём в здание следственного комитета – невзрачное, тёмное, с залысинами серого сайдинга. На грязных окнах разномастные решётки с потёками ржавчины. Раскрошившаяся лестница. С обшарпанной краской железной двери контрастируют новизной серебристые таблички с названиями отделов.
Тёмные коридоры тоже производят гнетущее впечатление. И оказавшись в кабинете Прокопьева, я стараюсь скрыть неуверенность и подавленность. Почти не вслушиваюсь, когда следователь разъясняет мне права подозреваемой, а в протоколах