В то же время Клавдий создал новые патрицианские семьи, поскольку число не только истинно древних родов, но и тех, что были добавлены Цезарем, а затем Августом, с каждым днём уменьшалось. Его выбор пал на самых знатных сенаторов, отличившихся как своим происхождением, так и должностями, которые занимали они или их отцы.
Из них нам известен по имени лишь один – Л. Сальвий Отон, отец императора Отона. Его род происходил из Ферентина в Тоскане, где занимал видное положение. Его отец, возвысившийся благодаря влиянию Ливии, однако, не прошёл дальше претуры. Сам он был особенно любим Тиберием, на которого так походил лицом, что многие считали его сыном императора. Это был достойный человек, прошедший все ступени почётных должностей до консулата. На всех этих постах, а также в других доверенных ему должностях, вплоть до проконсульства в Африке, он приобрёл репутацию строгого человека. Мы уже приводили один пример этого после мятежа и смерти Камилла Скрибониана и говорили, что Клавдий сначала обиделся на него, но затем возобновил с ним дружбу. Когда он включил его в число патрициев, то произнёс ему большую похвалу, закончив словами:
Я сочту себя счастливым, если мой сын будет на него похож.
Я уже говорил, что среди тех, кто был исключён из списка сената во время цензуры Клавдия, были и такие, кто удалился добровольно, поскольку их скромное состояние не позволяло поддерживать блеск сенаторского достоинства. Тацит добавляет, что эта дверь была открыта даже для тех, чья репутация была запятнана. Клавдий уговаривал их просить отставки, заявив, что он назовёт вместе и без разбора тех, кого исключил из сената, и тех, кто удалился по собственной воле, чтобы уменьшить позор клейма бесчестия. Но такое смешение, выгодное для виновных, кажется мне несправедливым по отношению к тем, кого невинные причины или даже остаток стыда побудили уйти добровольно. Тем не менее, эта снисходительность была встречена с большим одобрением, и консул Випстан предложил присвоить Клавдию титул «Отца сената».
Ибо, – сказал он, – титул «Отца отечества» стал слишком обычен: новые по своему характеру благодеяния требуют и новых почётных званий.
Сам Клавдий пресёк эту чрезмерную лесть консула.
Завершение люстра прошло обычным образом. Число римских граждан, согласно общепринятому тексту Тацита, составило шесть миллионов девятьсот шестьдесят четыре тысячи душ. Эта перепись дала один из самых редких примеров человеческой жизни, продлённой за обычные пределы. Некий Т. Фуллоний из Бононии объявил себя стопятидесятилетним, и поскольку это казалось невероятным (как оно и было), Клавдий приказал проверить факт по записям прежних переписей.
Примечания:
[1] Страбон (кн. II, стр. 120) выражается точно, когда говорит, что самая западная точка