Эмильен с детства знал, что хочет быть полицейским, этаким вооруженным до зубов копом на хвосте мафии, и все школьные годы уговаривал меня пойти за ним. Я не шибко рвалась служить в правоохранительных органах и отучилась на кафедре психологии. Но в конце концов Эмильен убедил и через кадровый отдел поспособствовал тому, что меня взяли на должность штатного психолога. Вдвоем работать стало гораздо веселее. Он заезжал за мной по утрам с кружкой горячего кофе из автомата и пончиками: «Все как в кино, смотри», – и забавно улыбался. Началась новая эпоха нашей жизни – мы повзрослели. Эмильен возмужал, я расцвела. Никто не знал моих капризов лучше, чем он, как и я – его увлечений. Он собирал редкие модели автомобилей, обожал работать руками, мастерить, коллекционировал раритетные издания любимых писателей, фигурки из «Звездных войн». Еще ему нравилось заигрывать с девушками и делиться описанием подвигов со мной, но получалось у него через раз.
Мы любили секретничать, кажется, с самой юности. Однажды я не выдержала и спросила у Эмильена по пути из школы домой (нам тогда было по четырнадцать лет, я была совсем оторвой): «Вы, парни, что, правда кончаете во сне?». Сейчас нам по двадцать восемь, и с годами наши секретики стали еще пошлее.
В последние пять лет у нас сложилась традиция встречаться раз в месяц в баре «на кружечку». Эмильен делился постельными подвигами, удваивая любые достижения, затем наступал мой черед, но я, наоборот, изливала душу по поводу переживаний, а не действий. Если бы он знал, что мы вытворяли в постели с Фредериком, его бы хватил удар. Так всегда и происходит – женщина никогда не говорит о том, чего у нее в избытке, мужчина не говорит о том, чего ему смертельно не хватает.
И вот произошло то, чего я уже и не ждала: Эмильен, наслушавшись о моих слежках за Фредериком и его бессовестных похождениях, взял меня за руку и выдал:
– Бросай его, будь со мной.
К тому моменту мы были пьяны донельзя. Я как-то замедленно повернулась на стуле, посмотрела на него, не понимая, шутит он или нет, закрыла рот рукой и замерла. Он изучал мою реакцию недолго.
– Я люблю тебя.
Так и не произнеся ни слова, я сидела в ступоре. Все это было сказано резко, в лоб, я не знала, что ответить. Мою минутную заминку он воспринял как холодное безразличие, отказ. Я столько пережила из-за Фредерика, что месть ему только подлечила бы меня, хотя я и не считала себя мстительной Мегерой, как он выражался. Будь мы в какой-нибудь гостинице, возьми он меня, да поуверенней, я, наверное, не смогла бы отказать. Не знаю.
Все это произошло вчера в баре «Бристоль», и вот сейчас мы едем на вызов в клинику «Трокадеро» к избитому юноше