– Бедная синьорина, снова я перед вами виноват, и перед всей группой тоже. Эксплуатация детского труда… Вам хотя бы восемнадцать есть? Ваши карабинеры должны меня арестовать…
«Бедная синьорина» протестующе качнула головой.
– Профессор, да мы круглые сутки пахать готовы, возможность с вами поработать – это просто событие года! Нам так повезло! Любого из нас спросите! А мне уже восемнадцать, так что никакой эксплуатации детского труда.
– Ну, успокоили, а то думал: хорошо, что коробки не распаковал, пришлось бы первым же рейсом – обратно в Рим… Да не пугайтесь вы так, Реджина, я просто опять неудачно шучу.
– Уф, надеюсь, я к этому когда-нибудь привыкну.
– Привыкайте-привыкайте, нам с вами предстоит долгая совместная работа, я очень рассчитываю на вашу помощь.
– Буду рада… Профессор, вы обещали рассказать, почему переехали в эту квартиру.
– А, да. Понимаете, та квартира в ГЗ МГУ очень удобна для работы и для встреч с коллегами и группой, но я всё-таки привык к другому образу жизни. Здесь я могу обставить всё по своему вкусу, и хозяин квартиры на это согласился. Квартира побольше, здесь две спальни – на случай приезда семьи, и кабинет, где я смогу работать и принимать клиентов, я же продолжаю вести бизнес – помните, я говорил, что у моей семьи галереи в Риме и Флоренции?
– Да, конечно.
– Я уже договорился здесь с одним антикварным салоном, и они подобрали мне вполне приличную мебель, так что обстановка будет напоминать ту, в которой мне комфортнее всего работается. Хотите взглянуть?
Регина неуверенно поднялась со стула. Что-то в словах профессора её встревожило, даже огорчило, и теперь она пыталась вспомнить, что именно. Она последовала за Кастеллани обратно в коридор, а точнее в холл, из которого открывалась двойная застеклённая дверь в гостиную. Там было светло даже ночью – сквозь прозрачный тюль пробивался свет с никогда не спящей улицы Горького, а снег, отражавшийся в уличных фонарях, придавал этому свету какую-то уютную белизну.
Регина отодвинула штору.
– Ой, это же глобус Центрального телеграфа! Профессор, посмотрите… Я там работала, вон в том окне, справа от глобуса. Ещё в школе, на УПК.
Кастеллани подошёл и встал с ней рядом, почти касаясь плеча.
– УПК?
– Это когда тебя учат какой-то несложной профессии ещё в школе, ну, там, водитель, продавец, повар или, как у меня, телеграфист.
– Только не говорите, что вы знаете азбуку Морзе, синьорина.
– Не только знала, но и экзамен сдала на отлично! Сейчас, конечно, уже забывается… Тем более, что мы на Центральном телеграфе, когда уже не учились, а на практику приходили, чаще всего просто сортировали письма. Но зато я на машинке печатать научилась вслепую, как автомат. Я всегда свои работы сама печатаю, у нас дома старенькая «Оливетти».
– Да вы просто кладезь талантов, Реджина. Ну-ка, сейчас проверим, что вы помните, давайте руку.
Профессор развернул протянутую Региной руку