И тут накопившееся напряжение и тревога дали о себе знать, и она горько, безудержно расплакалась.
– Ну вот, теперь ещё и каблук! Что же теперь делать? Простите, профессор, я вконец испортила вам вечер! Я так и знала…
– Какие пустяки, синьорина, как можно расстраиваться из-за таких пустяков!
– Бог знает, что подумал Гращенков!
– Ах, вы об этом. Я всё забываю, что любые контакты с иностранцами могут иметь для вас довольно неприятные последствия. Это я должен извиняться, синьорина.
– Да что вы такое говорите, профессор?
– Скажите, за всё время, что вы меня знаете, был ли хоть один случай, когда я повёл себя непрофессионально?
– Нет, конечно.
– Грацие. И, заметьте, вы – юная обворожительная девушка, из-за которой мужчинам положено терять голову, а я – вполне живой средиземноморский тип, зрение у меня прекрасное, эстетическое чувство – ещё и в силу профессии – вполне развито, и, поверьте, вы, безусловно, мне очень нравитесь.
Регина вспыхнула и вмиг перестала рыдать.
– Но я…
– Да-да, тоже ни разу не дали мне повода думать, что вы неравнодушны к пожилому профессору…
– Но вы совсем не пожилой!
Кастеллани разразился таким хохотом, что она тоже невольно улыбнулась.
– Боюсь, моя жена с вами бы не согласилась, но, думаю, у вас ещё будет повод с ней это обсудить. А теперь хватит рыдать, и давайте решать все наши задачи последовательно. Помните, какой у настоящего исследователя должен быть подход к проблеме, а лучше сказать – к задаче?
– Конечно, вы говорили… Надо разложить её на составные части и решать пошагово.
– И какой у нас с вами сейчас будет первый шаг?
– Домой?
– Нет, Реджина, ваш каблук. И я, кажется, знаю, кто нам может помочь прямо сейчас. Здесь недалеко, поэтому не будем терять времени… Идти можете?
Она сделала два шага и снова чуть не упала. Идти, не опираясь на каблук, было страшно неудобно.
– Не беда, синьорина…
С этими словами профессор подхватил её на руки, повернул обратно и зашагал вверх по Пушкинской улице, бывшей Большой Дмитровке. Хорошо, что ближе к полуночи на улицах было пусто. Прежде чем Регина успела прийти в себя, он уже сворачивал в проезд Художественного театра, и ещё через минуту, пройдя под высокую арку, поставил её на землю около первого же подъезда одной из сталинок, выходящих на улицу Горького.
Подъезд выглядел вполне прилично. Они поднялись на последний этаж, и профессор, отперев дверь одной из квартир, распахнул её перед Региной и зажёг свет. В просторном, почти квадратном коридоре, помимо небольшой скамеечки и круглой старомодной вешалки для пальто, стояли несколько запечатанных картонных коробок и пара громоздких чемоданов. Профессор помог Регине снять пальто, открыл стенной шкаф, повесил