– Ты… позаботилась, – шепотом повторяю я, даже не зная, что делать с этой информацией.
Еще недавно я подумала бы, что бабушка имеет в виду помощь в виде денег, благодаря которым им бы не пришлось выживать. Но после того, что я увидела… Я знаю, что все было не так.
– Что ты имеешь в виду? – надавливаю я, и мои губы немеют, когда слова еле-еле покидают мой рот. Я даже не уверена, что хочу знать ответ, но не могу удержаться от вопроса.
Оливия вздергивает подбородок, выдерживая мой взгляд, ее лицо остается бесстрастным.
– Я убила ее в том пожаре, – говорит она мне. – Женщину, в которую он был так влюблен. И тешила себя надеждой, что это решит и проблему с ребенком. Что мы все начнем с чистого листа, так сказать.
Ее слова бьют меня, словно пощечина. Решит проблему с ребенком. Со мной.
Я была тем ребенком.
Когда я впервые встретила Оливию, она сказала мне, что моя мать погибла в пожаре, который устроила она сама. Предположительно, у нее были психические и эмоциональные проблемы, и это она виновата в том, что я так сильно обгорела.
Но это была ложь.
Оливия явно перестала притворяться, что она хороший человек или что я ей вообще когда-либо была небезразлична, ведь она только что призналась, что убила мою мать. Что пыталась убить меня.
Я стою, застыв на месте, и ошеломленно смотрю на нее. Грудь переполняет целый калейдоскоп эмоций. Их так много, что не разобраться. На первом плане обида и гнев, но все остальное – просто сбивающая с толку мешанина.
Прежде чем я успеваю придумать, что сказать, в комнату входит еще один мужчина. Я подпрыгиваю, пораженная его внезапным появлением. Его я тоже не узнаю, но он такой же высокий и мускулистый, одет в черный костюм и темные перчатки.
Оливия машет мне рукой, выглядя раздраженной моей нервозностью.
– Джером отвезет тебя домой, – говорит она. – И не наделай глупостей. – Она улыбается, но улыбка эта холодная и колкая. Я начинаю понимать, что это ее настоящая улыбка. – Я скоро свяжусь с тобой. Предстоит многое сделать, чтобы подготовиться к свадьбе, нельзя терять ни минуты.
Меня выводят из гостиной, а затем и из дома. Джером открывает дверцу неприметной черной машины, и я без возражений сажусь в нее. Голова словно в тумане. Часть сознания противится мысли о незнакомце и какой-либо поездке с ним, но, по правде говоря, моя ситуация едва ли может стать хуже, чем она есть сейчас. И неважно, куда он в конечном итоге меня отвезет, по крайней мере, я больше не буду торчать в доме Оливии.
Как и другой водитель Оливии, мужчина, которого она назвала Джеромом, тоже не разговаривает. Я сижу на заднем сиденье машины, обхватив пальцами одной руки все еще ноющее запястье, и слепо смотрю в окно, едва замечая проплывающий мимо пейзаж.
Кажется, проходит целая вечность, прежде чем