Ненавижу это. Хотела бы я сделать что-нибудь, встряхнуть ее, заставить понять, что она не победила, как ей кажется, но это невозможно. Потому что сейчас весь контроль в ее руках.
Как только мы устраиваемся на заднем сиденье, Оливия что-то говорит своему водителю, и он заводит машину, увозя нас с кладбища.
Пока мы катим по улице, я мимолетом гляжу на бабушку, поражаясь самой себе, ведь как, черт подери, я не смогла разглядеть ее настоящую натуру, скрытую за идеальным фасадом. Она играла свою роль доброй старушки, желавшей мне помочь, а я велась на эту чушь снова и снова.
Это не дурная ложь, как мне кажется. Но все равно это ложь, как и многое в мире власть имущих. В ее вселенной все сводится к публичному облику, люди лгут о том, кто они на самом деле, и продают нам образы за сверкающими масками, которые они вечно носят.
Мои мысли возвращаются к трем братьям Ворониным, и я крепко сжимаю пальцы на коленях.
Ни один из них никогда не предпринимал попыток скрыть, кто они такие. Сначала это меня в них пугало. Мэлис посмотрел мне прямо в лицо и сказал, что он и его братья с самого начала не были героями, и никто из них никогда не пытался убедить меня в обратном.
Но, в отличие от Оливии, я, по крайней мере, могу принимать их слова за чистую монету. Я точно знала, кто они такие, когда начала испытывать к ним чувства, и поэтому я доверяю своим ощущениям по отношению к парням. Это делает мои чувства более реальными, поскольку они основаны на том, что, как я знаю, является правдой.
Черт, возможно, это единственное, что я сейчас считаю правдой.
Водитель не произносит ни слова, пока везет нас по улицам Детройта, и я благодарна за тишину в машине. Не могу представить, как можно вести светскую беседу, когда меня так сильно переполняют эмоции.
Я откидываюсь на спинку сиденья, смотрю в окно, наблюдая за проплывающими мимо деревьями, и гадаю, что случится дальше. В какой-то момент я чувствую на себе взгляд Оливии, критикующий и оценивающий, но игнорирую ее.
– Сядь прямо, – в итоге произносит она. – Сутулость не к лицу человеку твоего статуса.
Я хочу сказать, что не могу поверить, что она беспокоится о внешнем виде в такой момент, но, думаю, в этом и есть смысл. Она шантажировала меня, чтобы заставить стать своей марионеткой, и теперь дергает за ниточки, вынуждая меня быть такой, какой она хочет меня видеть. Эта мысль вызывает во мне ярость и отвращение, но я не хочу знать, что произойдет, если я ослушаюсь ее.
Поэтому я сажусь прямо, стиснув зубы и кипя от ненависти к собственной бабушке.
К счастью – а может и нет, – мы подъезжаем к дому Оливии всего через несколько минут.
Монументальное поместье выглядит таким знакомым, ведь я бывала здесь много раз, однако теперь все в нем кажется неправильным. Я содрогаюсь, когда мы входим в вестибюль, вспоминая, каким величественным и впечатляющим он мне показался, когда я увидела его в первый