Зато Юань все видел. Он видел нищих против собственной воли, и даже посреди веселья, посреди танцев под громкую музыку он с ужасом представлял себе тот миг, когда придется выйти на серую улицу и увидеть пресмыкающихся под дверью людей с волчьими лицами. Подчас кто-то из них, не в силах докричаться до веселых богатых господ, протягивал в отчаянье руку и вцеплялся что было сил в атласный подол женского платья.
Тогда сверху раздавался повелительный окрик ее спутника:
– Руки прочь! Как ты смеешь пачкать своей грязной клешней атласное платье моей дамы?!
Тут же к ним подлетал стоявший неподалеку полисмен и отбивал грязную когтистую руку нищего.
Юань всякий раз съеживался, опускал голову и спешил прочь: дух его был воспитан так, что каждый удар дубинкой по рукам или спине нищего, казалось, доставался ему самому, и это его собственная истощенная рука отдергивалась и падала, сломанная ударом. В ту пору своей жизни Юань любил развлечения и не хотел видеть бедных, но в силу воспитания все же видел их, сам того не желая.
В новой жизни Юаня были не только веселые ночи, осталось место и упорному труду – учебе. В школе он смог ближе узнать своих кузенов Шэна и Мэна, которых Ай Лан прозвала Поэтом и Бунтарем. Здесь, в школе, они показывали свои настоящие лица, и в классных комнатах или на поле для игры в большой мяч все они, все три молодых брата, могли забыться. Они могли прилежно сидеть за партой и слушать учителя, а могли бегать, прыгать и орать на своих товарищей или безудержно хохотать над чьей-нибудь скверной игрой, и братья открывались Юаню совсем иными сторонами, нежели дома.
Ибо дома, среди старших, молодые люди никогда не бывали самими собой. Шэн всегда молчал, со всеми бывал чрезмерно добр и никому не показывал свои стихи; Мэн ходил угрюмый, сшибал углы и маленькие столики, заставленные игрушками или пиалами с чаем, и мать без конца покрикивала на него: «Клянусь, ни один мой сын не бывал неуклюж! Ты как молодой бычок! Почему ты не ходишь бесшумно и осторожно, как Шэн?» А когда Шэн возвращался с танцев поздно ночью и наутро не мог вовремя подняться, чтобы пойти в школу, мать кричала на него: «Клянусь, я самая многострадальная мать на свете! Все мои сыновья никчемны! Почему ты не можешь сидеть дома, как Мэн? Он ведь не шастает по ночам в обличье заграничного дьявола по неизвестно каким непотребным местам! Знаю, ты берешь пример со старшего брата, а тот пошел в отца. Я всегда говорила, во всем виноват ваш отец!»
На самом деле Шэн никогда не ходил в те дома, которые посещал его старший брат-сластолюбец. Он предпочитал более изысканные развлечения, и Юань часто видел его там же, где веселилась