– Ноги-то чуешь? – осторожно поинтересовался Григорий.
– Ага. И пальцами шевелю спокойно, – кивнул Матвей. – Нет, так-то всё нормально. Вот только спина… – он скривился, всем своим видом выражая своё отношение к подобному положению.
– Не гневи бога, Матвейка, – вздохнул казак, присаживаясь на край лежанки. – Жив, голова цела, руки, ноги на месте. А раны… Заживут, сын. У нас они завсегда заживают, коль сразу не убило.
– Понятно, что заживут. Да только не хотелось бы всю жизнь, как, к примеру, тот же Семён. Ни пашню вспахать, ни дело сладить, – осторожно вздохнул Матвей, невольно поморщившись от боли в спине.
– Обойдётся, – заявил Григорий с неожиданной уверенностью. – К слову сказать, Семён в своей беде сам виноват. Ему Святослав велел лежать и спину беречь. А попервости вообще от коней в стороне держаться и даже есть почти лёжа. А он, как малость в себя пришёл, всё и забыл. Тут же принялся и верхом садиться и на надел побежал. А ведь говорили ему. Предлагали всем миром надел вспахать да засеять. Нет. Всё сам норовил. Вот и допрыгался. Упрямый, что тот ишак, – усмехнулся кузнец, махнув рукой.
– Он, похоже, и по сию пору такой, – хмыкнул Матвей. – Тут ещё вот чего, бать. Долгогривый этот где-то слух взял, что я Катерине коня за блуд тайный подарил. Ты б поспрошал соседей, кто чего слышал.
– Вона как, – разом помрачнев, протянул казак. – Не слыхал я такого. А в станице мне завсегда все слухи известны. Добре, спрошу. Благо есть у кого, – с мрачной иронией добавил казак.
– Я так мыслю, поп всё это сам придумал, чтобы меня запугать. Но спросить, думаю, не лишне будет. Не хочу девке славы дурной. Нет её вины в том, – быстро ответил парень.
– Это ты верно, сын, сказал. Не нужна ей слава такая, – решительно кивнул Григорий. – Не журись. Управимся, – пообещал он, лихо подмигнув сыну.
Вошедшая в хату Настасья, увидев мужа, тепло улыбнулась ему и, поставив на стол корзину с овощами, повернулась к Матвею.
– Принесть чего, сынок?
– Тебя где носит, мать? – с напускной суровостью поинтересовался Григорий. – Сыну шевелиться лишний раз нельзя, а она бог знает где носится.
– Ой, не ворчи, Гриша, – отмахнулась казачка. – Сам же видишь, с огорода я. Вы сейчас волками взвоете, что есть хотите, а у меня ещё и не готово ничего. Вот и бегаю, как кошка ошпаренная.
– От, дожил. Уж и поворчать для порядку в своём дому нельзя, – вздохнул Григорий, удручённо разводя руками.
– Да ворчи, кто ж тебе мешает, – рассмеялась Настасья, подходя к лежанке и попутно ласково ероша ему чуб.
Спустя месяц после своего очередного пришествия в этот