Медленно, не отрывая от меня взгляда, Танатос встает. Никогда раньше он не смотрел на меня так пылко. Ни тогда, когда ранил меня, ни тогда, когда убивал, ни даже тогда, когда я проделывала то же самое с ним.
Нет, этот свет в его глазах вызван другим, более глубоким чувством, чем гнев.
– Вернись… кисмет. Позволь мне исцелить твои раны и утолить боль.
То, как гортанно он произносит это «кисмет»… Я больше не думаю о своих травмах.
Отчаянно мотаю головой и пячусь.
Смерть широко раскрывает крылья. Он делает один шаг ко мне – и это выглядит зловеще, да и выражение его лица не предвещает ничего хорошего.
Это вынуждает меня, резко развернувшись, пуститься бежать. Раньше я уже удирала от всадника, и сегодня смогу.
Вот только сегодня все по-другому.
Спотыкаясь, я не бегу, а ползу по грудам мусора, задыхаясь от боли, но все-таки в итоге выбираюсь из этого наполовину обрушенного дома.
Прижимая руку к животу, оборачиваюсь, чтобы посмотреть на многоэтажный остов, и в тот же момент Танатос появляется в зияющем оконном проеме высоко надо мной. Осколки стекла, застрявшие в раме, хрустят под подошвами его сапог. Секунда – и он шагает в пустоту. Крылья за спиной хлопают.
Он опускается на землю бесшумно, все так же не спуская с меня глаз.
Тем временем я, прихрамывая, отступаю. Сердце заходится, потому что это все тот же взгляд.
– Танатос, что ты делаешь? – Каких-то пять минут назад всадник был до боли добрым и заботливым. Сейчас он кажется одержимым.
– Довольно этих игр, Лазария. – Он приближается ко мне, и гримаса на его лице заставляет меня вздрогнуть.
Игр? Ровным счетом ничего из происходящего не напоминает мне игру. Только за последнюю неделю я столько раз умирала.
Я упорно пячусь, стараясь сохранять между нами хоть какое-то расстояние.
– Лучше не приближайся, – прошу я.
– Не приближаться? – Смерть кривит рот в усмешке. – Но я полагал, что тебя влечет ко мне. Все эти месяцы ты ходишь за мной по пятам. – Он широко, как для объятия, раскидывает руки. – Смотри, я здесь.
Я долго таращусь на него, чувствуя, что окончательно повредилась в уме.
Все между нами должно быть не так, все идет не по сценарию.
Недобро щуря глаза, Танатос опускает руки.
– Ты совершила ошибку, Лазария, – назидательно говорит он, шагая между тем ко мне. – Ты ошиблась, когда вообразила, что это ты за мной охотишься. А тебе ни разу не пришло в голову, что на самом деле это я мог следить за тобой? Что все время, все это время я мог заманивать тебя, изучая и узнавая твой образ мыслей?
Я продолжаю пятиться, в груди бухает обезумевшее сердце.
– Почему, как тебе кажется, я путешествую именно так? – продолжает он. – Ведь медленно выписывать зигзаги по твоей стране вряд ли проще, чем проскакать по ней напрямик.
Сердце ускоряет свой бег. Меня всегда это удивляло, но теперь, получив ответ, я обнаруживаю, что мне он совсем не нравится.
– Но ты всегда так передвигался, с самого начала, –