Он вскидывает брови.
– Шестьдесят семь… шестьдесят восемь…
– Отвернись, – командую я, почти уверенная, что он проигнорирует мое требование. Каково же мое удивление, когда он поворачивается ко мне своими исполинскими крыльями.
При виде угольно-черных перьев у меня сбивается дыхание. Я подхожу к нему сзади – и по коже бегут мурашки от легких щекочущих прикосновений. Могу поклясться, что слышу прерывистый вздох Танатоса. Я не единственная так реагирую на наш контакт.
Я хватаю всадника за руку, потом ловлю вторую и соединяю их за его спиной. Связываю его кожаным ремнем от сумки и затягиваю несколько узлов как можно крепче. Он покачивается.
– Мне это нравится, кисмет, – произносит он. – Это заставляет меня думать о тебе очень… по-человечески.
Эти слова заставляют меня поежиться.
Только закончив свои труды, я вспоминаю о сверхъестественной силе всадника. Он справится с этими путами за секунду.
Проклятье.
Я развязываю его руки.
– Почему бы тебе не сосредоточиться на счете? А то придется дать мне дополнительное время, – ворчливо говорю я, отступая.
Смерть мрачно смеется, и от этого звука у меня шевелятся волосы на голове.
– Ты никуда не пойдешь, – торжественно возглашает он.
От непоколебимой уверенности в его голосе я вздрагиваю.
– Повернись, – вновь командую я.
И опять я не жду, что он послушается, но он выполняет требование. Теперь всадник снова стоит ко мне лицом, в глазах его зловеще горит предвкушение. Он фыркает.
– Как насчет крыльев? Их ты не забыла связать? Мне нравится быть связанным ради тебя.
Я вынимаю из сумки один из ножей, чтобы откромсать низ своей рубахи. Этот лоскут он тоже разорвет в один миг, но если уж в ближайшие десять минут он согласен играть по моим правилам, постараюсь затормозить его еще хоть чуточку.
Комкая в руках ткань, я шагаю к всаднику.
– На колени.
Танатос долго смотрит на меня сверху вниз тем самым взглядом. Не отводя глаз, он опускается на одно колено, а потом на оба.
Куском материи я завязываю ему глаза.
– Убить меня было бы проще, – замечает он.
Пожалуй. Я сглатываю – тихо, чтобы он не заметил. Ужасная правда состоит в том, что я больше не могу равнодушно смотреть на страдания всадника. У меня просто не поднимается рука на него.
Поэтому, вместо того чтобы убивать, я завязываю на его затылке еще один узел, стараясь не обращать внимания на небесно-прекрасные черты Смерти и на то, какие шелковистые у него волосы. А вот с тем, какие непривычные ощущения, какие воспоминания пробуждает во мне его запах, я ничего поделать не могу.
Он прижимает меня к груди, баюкает, пальцы ласково гладят мое лицо…
– Пойдем со мной, – тихо просит Смерть, как будто и он сейчас подумал о том же. Голос мягкий – это мольба. Это так на него не похоже. – Сними с меня эти узы и иди со мной по собственной свободной