Единственным местом, куда мать меня не отправила, была библиотека, и я была этому рада. Однако это означало, что до ужина Элла могла бы чертовски эффективно избегать меня.
Когда мы дошли до лестницы в комнату, я ее ущипнула.
– Ты обещала открыть мне секрет.
Элла нащупала своими пальцами мои и сжала их.
– Ты и понятия не имеешь…
– Ты хотя бы нашла… то, что искала?
– Нет.
– Не возвращайся туда, Элс. Это небезопасно.
Она сжала мою руку так крепко, что костяшки пальцев захрустели.
– Бесполезно. Я… – Она резко остановилась, не договорив то, что собиралась сказать. – Держись подальше от верхних уровней, Пен. Дай мне слово.
– Во-первых, я бы и близко к ним не подошла, если бы не ты!
Элла закрыла рот и кивнула в сторону лестницы. Там, скрестив руки на груди и прислонившись к двери зала, стояла Мила. Рядом с ней виднелась надпись на латыни: «Flammae ac fumo». Пламя и дым. Моя мать вывела каллиграфическим почерком эти серебряные буквы, когда Терновый ковен осознал свое предназначение. Такова была наша судьба. Эта надпись стала первой попыткой сделать это место нашим домом. Однако об обратном напоминала табличка, прибитая ниже: «Посторонним вход воспрещен». Эти слова были написаны по трафарету красной краской на белой доске.
Мила приподняла бровь и спросила Эллу худшим из всех возможных театральных шепотов:
– Пен сказала тебе, что сегодня мы ездили в город?
Глаза Эллы округлились. Она явно понятия об этом не имела. Это было из ряда вон. Обычно все наши обязанности записывали на лист пергамента и прикрепляли его булавками к доске, висевшей в коридоре. Так кто угодно мог увидеть, где мы, и отыскать любую из нас. Это и раздражало, и давало надежду – в зависимости от того, насколько опасной была задача или сколько правил предстояло нарушить в любой отдельно взятый момент.
Мила продолжала, так громко, чтобы всем было слышно:
– Мы ездили на сбор крови, и она справилась. С нами отправили двух Золоченых. В прошлый раз был всего один.
– А сейчас? – Позади нас раздался голос бабушки, спускавшейся по лестнице. Мила вздрогнула. Все трое прижались к стене, чтобы пропустить ее. Она пронеслась мимо нас, молча распахнула дверь зала и, придерживая ее, сказала:
– Все внутрь!
Мы послушались, чувствуя себя как дети, пойманные на краже печенья из банки. Выстроились перед ней в ряд, понурив головы, с руками за спиной, и ждали. Бабушка встала в самом центре Палаты Пламени и Дыма и спросила Милу:
– Двое Золоченых?
Мила резко кивнула. Наши плечи соприкасались, и я чувствовала, как она напряжена.
– И все же ты не стала упоминать об этом в отчете?
Мила то открывала, то закрывала рот,