Сталин, решительный в чрезвычайных ситуациях, приказал силой возвращать беженцев-крестьян в места их проживания, вносил в черные списки целые районы (в них наблюдалась самая высокая смертность) и даже запретил ловлю рыбы в государственных водоемах и частную благотворительность – делал все, чтобы у людей не было возможности избежать вступления в колхозы [897]. В 1933 году ОГПУ арестовало 505 тысяч человек по сравнению с 410 тысячами в 1932 году [898]. Некоторые крестьяне по-прежнему отказывались сеять хлеб, поскольку режим все равно забирал весь урожай [899]. Однако большинство все же пропалывало поля, сеяло и собирало урожай. Как отмечалось в одном из донесений с мест, «все колхозники теперь говорят: „Мы осознали свои ошибки и готовы работать. Мы сделаем все, что от нас ожидают“» [900]. Функционеры заключали, что им удалось сломить волю крестьян, тем самым косвенно намекая на то, что режим добился подчинения, призвав на помощь голод [901]. Более того, именно голодающие крестьяне спасли режим и страну от голодной смерти, собрав в 1933 году от 70 до 77 миллионов тонн зерна – это был небывалый урожай, сопоставимый с чудесным урожаем 1930 года [902]. Крестьяне с их земельным голодом и своей собственной революцией способствовали установлению большевистского режима в 1917–1918 годах; сейчас же, будучи порабощенными, крестьяне спасли сталинскую власть [903].
На протяжении всех этих событий Сталин выказывал нараставший гнев и патологическую подозрительность, доходившую до того, что к врагам оказались причислены не только буржуазные специалисты и бывшие царские офицеры, но и многие рабочие и лояльные партийцы. Предаваясь одновременно самоуверенности и жалости к самому себе, будучи яростным агрессором, который неизменно каким-то образом оказывался жертвой, Сталин в то же время был способен и на нежные чувства. 25 июня 1933 года Сталин писал Авелю Енукидзе, который надзирал за делами в Кремле и отправился в Германию лечить больное сердце, чтобы