Массовые бунты, начавшиеся в 1905 году, повлекли за собой резкий рост численности полиции. Однако с 1905 по 1910 год более 16 тысяч царских должностных лиц, от деревенских полицейских до министров, было убито или ранено революционерами-террористами (которыми во многих случаях были и меньшевики) [480]. При этом также погибло бесчисленное множество пролетариев – кучеров и железнодорожников. Как сетовал один из главных полицейских чинов, техника изготовления бомб «сделала успехи такие, что теперь положительно каждый ребенок может <…> смастерить снаряд, годный для взрыва его няньки» [481].
Этот левый политический террор вселял ужас в души царских чиновников, но режим наносил свирепые контрудары [482]. Столыпин «схватил революцию за горло». Его правительство отправило десятки тысяч человек на каторгу и в ссылку. Кроме того, оно учредило специальные военно-полевые суды, в ускоренном порядке приговорившие к смерти более 3 тысяч человек, обвиненных в политических преступлениях; в ходе показательных публичных казней их вздергивали на виселицах, прозванных «столыпинскими галстуками» [483]. Никакой режим не мог оставить без ответа постоянные убийства своих служащих, но эти суды имели мало общего с правосудием. Как бы то ни было, смысл происходящего дошел до населения. Ленин, называвший Столыпина «обер-вешателем», бежал из страны, как и прочие видные революционеры, только что вернувшиеся на родину в 1905 году в недолгой обстановке большей свободы [484]. Будущие революционеры присоединились примерно к 10 тысячам экспатриатов (по состоянию на 1905 год), проживавших в русских колониях по всей Европе. За левыми эмигрантами вели надзор 40 сотрудников и 25 осведомителей зарубежного отделения охранки, руководство которым осуществлялось из российского посольства в Париже, где накопилось множество драматических документов об изгнанниках и их зачастую жалких начинаниях [485].
Коба Джугашвили входил в число тех убежденных социалистов, которые не стремились скрыться за границей. В Стокгольме он познакомился не только с Климентом (Климом) Ворошиловым, с которым он не порывал знакомства до конца жизни, но и с польским дворянином и большевиком Феликсом Дзержинским и с русским большевиком Григорием Радомысльским (более известным как Зиновьев). Кроме того, Джугашвили встретил