В глобальном плане для эпохи, когда Столыпин занимал должность премьер-министра, было характерно повышенное стремление к расширению возможностей государства. Общества с государственным устройством всех типов – от французской Третьей республики до Российской империи – осуществляли амбициозные проекты, такие, как сооружение каналов, шоссе и железных дорог с целью повышения сплоченности своих территорий и рынков. Кроме того, они поощряли заселение новых земель, субсидируя фермеров, осушая болота, укрепляя берега рек дамбами и проводя ирригацию полей. Подобный государственный курс на преобразования – строительство инфраструктуры, управление населением и ресурсами – нередко сперва испытывался в заморских владениях (колониях), а затем брался на вооружение в метрополиях; бывало и так, что сперва им занимались в метрополии, а затем применяли за рубежом или в тех регионах, которые считались имперской периферией. Страны, в которых установилось правовое государство, при управлении своими заморскими территориями нередко воплощали в жизнь многие принципы социотехники, характерные для стран, в которых отсутствовало правовое государство, но что касается метрополий, либеральные государства отличались от авторитарных в плане того, какие практики считались приемлемыми или возможными [439]. Однако что обращает на себя внимание во всех случаях обращения государства к социотехнике, так это то, насколько редко будущие «технократы» усматривали пользу в превращении подданных (будь то жители метрополии или колоний) в граждан, и тем более необходимость такого превращения. В целом технократы относились к «политике» как к помехе для эффективного управления. В этом отношении выдвинутая Столыпиным идея кооптировать крестьян – по крайней мере «крепких и трезвых» из их числа – в социополитическую структуру страны на равной основе с другими подданными была весьма радикальной. Вообще говоря, Столыпин стремился к тому, чтобы для обладателей собственности на кону стояло не только наличие формального права голоса. Тем не менее один из советников премьер-министра назвал его «новым явлением» на русской сцене, поскольку тот стремился заручиться политической поддержкой со стороны некоторых слоев народных масс [440].
Столыпинская реформа стала гибко поставленным экспериментом, вобравшим в себя годы предшествовавших дискуссий и попыток и допускавшим корректировку в процессе осуществления [441]. Но как политическая отдача со стороны нового слоя лояльных фермеров, так и мощный экономический рывок, замышлявшийся Столыпиным,