Эти моменты были замечательны своей непримечательностью. Они составляли нормальную жизнь нашей семьи, в отличие от тех, которые были связаны с угасанием Кэм. Ключи от машины в холодильнике, буханка хлеба в бельевом шкафу. «Приготовить ванну на ужин?» С 11 сентября прошло двадцать лет, но: «Представляете, эти самолеты врезались в башни-близнецы на прошлой неделе!»
И позже: «Где моя дочь, Мара? Что за жуткая тетка».
Теперь блуждающий взгляд Кэм был устремлен в окно.
Сидя в угловом кресле, я вновь и вновь скрещивала ноги. Задняя поверхность бедер отлеплялась от кожзама в тон пуфу с болью – я явно оставила на нем часть кожи. Поясница ныла и напрягалась из-за одного очень особенного шарика памяти, который прошел через покров моего всевидения сегодня утром: это предпредпоследний раз, когда я вижу Кэм.
Мы старались не говорить о том, что ей осталось недолго, как не говорили о моих полуночных вылазках на кухню за печеньем и о слабости Эвана к шоу «Остров любви». Я знала, что ждет дядю. Голова, склоненная над урной с прахом, бессонные ночи над страховыми и больничными документами. К счастью, продажа дуплекса покрыла ее пребывание здесь.
Я вздохнула. Эта версия Кэм пропитала меня печалью насквозь. От когда-то сильной, выносливой женщины и матери осталась лишь оболочка – беспомощная, словно младенец. Иногда, глядя по ночам в потолок, я накручивала себя, размышляя, не заперта ли в этой Кэм та, настоящая? Я помассировала шею, разгоняя напряжение по позвонкам.
Потом прочистила горло.
– Мне нравится твоя коса, Кэм. – Ее волосы все еще были поразительно темными для столь почтенного возраста, и молодая медсестра заплела их в толстую французскую косу, что делила ее согбенную спину пополам. – Мама плела мне такие же.
В уголках ее губ мелькнула бессмысленная улыбка, которая предназначалась не мне. Кэм издала звук, похожий на щелчок, – она так постоянно делала.
Эван покачал головой:
– Твоя мама не умела заплетать косы.
Я нахмурилась:
– Умела.
– Не-а.
– Но я помню, как она это делала. – Воспоминания о матери были нечеткими, но в этом я была уверена. Я нахмурила брови, погружаясь в сундучок всевидения за сегодняшним жевательным шариком, и поморщилась, увидев, что будет дальше. Пресловутая вишенка на торте: я потратила столько времени и мысленных усилий, чтобы разглядеть это, и наверняка пропустила тысячи важных штук, которые появятся на моем пути. Понимаете теперь, почему мой дар так выматывает?
– Это была Кэм. Она делала прически и твоей маме. Когда появилась ты, Кэм заплетала