– Я всем настоятельно советую съездить в Аркадию. Там аллеи, гроты, дворцы и беседки незабываемы! Столько памятников искусств, художеств и разных древностей! И во всём такая утончённость, с такою щедростью повсюду рассыпаны богатства; какая изнеженность, какая страсть к наслаждениям видна в изображении каждого предмета!
– О да, княгиня Елена Радзивилл была очаровательнейшей женщиной. И вот её уж нет, а Аркадия, созданная по её прихоти, существует, радуя не только обитателей, но и всех любознательных путешественников… – согласилась Эмилия. – И графини Софии нет, а мы вспоминаем её, посещая Софиевку.
– Как это прекрасно, восхитительно, когда ради любви, ради красивой женщины создаются великие творения! – вздохнула, почти закатывая глаза, Эвелина.
– И как странно, что великий князь Константин ничего не желает возвести в честь своей очаровательной супруги[2]. Разве его жена недостойна, разве не красавица? – передёрнула плечиками гостья.
– Ах, у русских это не заведено, – пренебрежительно высказался пан Казимир. – Только французы и поляки умеют любить.
– Но мать цесаревича немка, – снисходительно поправила Эмилия, наверное, смутившись его прямотой. – А немцы вообще скупы.
Упрёки в адрес великого князя были неприятны, но ведь Эмилия вступилась за русских, к тому ж она, сорвав с клумбы цветок, вставила в петлицу Брюховецкому – мог ли он обижаться после такой любезности?
Когда стемнело, нежданно появился ещё один гость: приятель Брюховецкого, майор Колбяков, числящийся при штабе дивизии. С первого взгляда было понятно, что это ловкий светский человек, умеющий представить себя в лучшем свете перед любым обществом: наверное, бывал частым гостем в столичных салонах и там себя не уронил ни в чём. Тёмно-русый, светлоглазый, с аккуратными усиками, не мал, не велик; мужчины подобного телосложения со временем часто становятся милыми круглыми толстяками, но пока Колбяков не вышел в отставку, носится, суетится ежедневно, выполняя поручения генералов, пожалуй, ему сия участь не грозит.
– Я решил проверить, что с моими уланами случилось? – объяснил он свой приезд. – Уж не попали ль они в плен?
– О да, они взяты в плен! – грациозно обмахиваясь веером, ответила мадам Старжинская. – Они желали сбежать от нас, и мы их наказали, не отпускаем. Теперь они наши пленники.
– О, мадам! Накажите и меня подобным образом! – склоняясь к её руке.
– С удовольствием! Беру в плен и как пленнику приказываю: веселиться, танцевать, развлекать меня и юных барышень!
Мазурка в этот вечер гремела в доме Старжинских почти до рассвета. Три девицы и четыре кавалера – каждый раз кто-то должен был остаться в стороне, и, чтоб у мужчин не было причин для споров, мадам объявила, что тоже желает танцевать. Ротмистр и молодой пан, не