В толпе мать держала за руки двоих детей, маленького мальчика и девочку, лица которых были усыпаны отвратительными гноящимися прыщиками, а глаза заплыли. От них никто не шарахался.
– Смотри, у них ветрянка, – сообщил Антонен.
– Откуда ты знаешь?
– Прежде чем посвятить себя Богу, я был сыном лекаря.
– И что?
– А то, что они прогуливаются по улицам, как ты и я, а им никто и слова не скажет, потому что ветрянка – не кара Божья, как проказа или чума. – Антонен указал рукой на толпу и продолжал: – Они не боятся болезни, зато боятся преисподней.
– А кто решил, что ветрянка – не кара Господня? – осведомился Робер.
– Я не знаю. Наверное, какой‐нибудь францисканец, ты ведь рассказывал мне, что все они покрыты сыпью.
– И то правда, – без тени сомнения согласился Робер.
Из окон и дверей высовывались палки. По мере того как прокаженные удалялись от церкви, ненависть к ним разгоралась с новой силой. Ребятишки стали собирать камни.
Монахи в бессилии наблюдали за нарастающим хаосом, и несколько последующих минут навсегда запечатлелись в их памяти. Мать покрытых сыпью детей, когда с ней поравнялись прокаженные, плюнула в лицо безносому мужчине. Выйдя из церкви, он ни разу не замедлил шага, несмотря на тычки и поднятые палки, преграждавшие ему дорогу. Двое остальных держались за ним, для защиты выставив перед собой скрещенные руки.
Плевок остановил безносого, и толпа отхлынула, освободив вокруг него широкое пространство.
Ни слова не говоря, он шагнул к женщине, которая попятилась от него, прикрывая детей, цеплявшихся за ее юбку. Стражники шли вперед, ничего не замечая.
Безносый одним движением откинул с лица ткань и вырвал девочку из рук матери. Он поднял ее замотанной тряпками рукой и приблизил к своему лицу. И заглушил ее крик, прижавшись ртом к ее рту. Потом бросил ее наземь, в грязь.
Внезапно стало необычайно тихо. Как в склепе, подумал Антонен.
Тишину разорвали вопли матери, и все сборище разом пробудилось и заревело, как взбесившееся стадо. Один из стражников бросился к мужчине, наблюдавшему за толпой и посылавшему ей воздушные поцелуи гниющей рукой.
И воткнул меч сзади в шею мужчины.
Глава 6
Инквизиция
После сцены с прокаженными спутники долго молчали.
Они повернули к монастырю братьев-проповедников.
– Понимаешь, чернила… – наконец заговорил Робер.
– Что – чернила?
– Это деревья, которые заболели.
– Что ты выдумываешь?
– Ты сам знаешь. Чернильный орешек, галл, – что‐то вроде чумного бубона на коре дуба, он появляется от укусов ядовитой мухи, и кора местами вздувается, как кожа этих несчастных. Из этих опухолей на коре готовят самые лучшие чернила для твоей веленевой кожи.
– И что же?
– А то, что это как с прокаженными. Из них получаются чернила. Они нужны Господу, чтобы начертать свою волю. Из чумы тоже… И из нас тоже…