День, предшествующий тёмной ночи Самайна, впервые за долгое время выдался тёплым и солнечным. И ты не удержался от искушения скоротать его под любимыми тисами, на любимой реке.
Я узнала об этом, лишь когда завершила с гувернанткой все уроки, что должна была выполнить, и не обнаружила тебя ни в твоих покоях, ни в своих собственных, ни где-либо ещё. К тому времени на моём окне уже горели свечи в резных подсвечниках-фонарях, не впуская густеющую тьму снаружи. Из окна был виден лес на том берегу реки – над ним умирал последний цвет солнца, алый, как иные из срезанных мною роз.
У твоего гувернёра я узнала, что ты покончил с обучением раньше меня.
В отличие от кого-либо другого в этом доме, мне не требовалось думать дважды, чтобы понять, чем ты решил заняться после.
Следующее, что я запомнила, – как бегу по саду с фонарём в руке, задыхаясь, комкая у бедра муслиновую юбку домашнего платья. Бегу сквозь сумрак, слишком густой для закатного часа, и холод, слишком жгучий для конца октября. Этот холод становился лишь пронзительнее, пока я приближалась к старым тисам, и ещё прежде, чем я наконец достигла речного берега и нашла тебя, он подсказал мне: что-то не так.
…я узрела её лишь на несколько мгновений. Длинное платье – белое и мерцающее в полутьме, лицо против твоего лица – белое и прекрасное, пальцы на твоей щеке – белые и изящные, рука на твоём плече – белая и по-матерински нежная. Она казалась одновременно призрачной и более настоящей, чем всё, что тебя окружало.
Я не знала, кто она, – и вместе с тем сразу это поняла.
Она склонилась над тобой, заглядывая в глаза и улыбаясь. Ты сидел на давно облюбленном камне, цепляясь за гитару так, словно инструмент стал единственным и последним защитным барьером между тобой и гостьей с Той Стороны.
Я выкрикнула твоё имя – и, выпрямив стан, окутанный плащом из позёмки, гостья исчезла.
Я подбежала к тебе по траве, хрусткой и заиндевелой там, где ступала одна из Дивного Народа. Дрожащими руками обняла так крепко, как не обнимала никогда прежде.
– Она звала меня «маленький рифмач», – прошептал ты. Лицо твоё сделалось почти таким же белым, как у неё. – Звала меня с собой.
– Всё позади. Она ушла, – говорила я, силясь поднять тебя. – Но нам пора домой, пока она не вернулась.
Ты встал не сразу. Прежде зарылся лицом в мои растрепавшиеся кудри, твои пальцы нашли мои, и с дыханием твоим смешались слова, ценнее которых для меня тогда не было ничего в целом мире:
– Ты мой дом.
Колдовской ледок на земле треснул и раскололся под нашими ногами, когда мы повернули к особняку – рука об руку, пока живой огонь озарял нам путь.
Тогда я не знала: однажды ты сложишь о гостье песню, где наречёшь её Белой Королевой. И предположить не могла, что встреча эта была для вас – и меня – не последней.
Что