Я сидела под старыми тисами и смотрела на реку, представляя, как ты возвращаешься мимо сонма цветов, которые тебе ненавистны, к особняку, который тебе чужой.
Когда я пошла к дому следом за тобой, я миновала заросли тёрна на окраине сада и ступила в царство роз, гордость grand mere.
Они льнули к садовым дорожкам, обвивали плетёные арки и стены особняка. В облаках изумрудной листвы сияли звёзды соцветий – оттенков снега и крови, рассвета и заката, радости и влюблённости. Они щекотали обоняние нежной терпкой сладостью, к которой за годы я привыкла настолько, что почти перестала её замечать; эта сладость пропитала собою всё и врывалась в каждую комнату, стоило чуть приоткрыть окно.
Розы были прекрасны, и я погладила несколько цветов кончиками пальцев, прося прощения за то, что собиралась сделать.
Ночью, в самый тёмный час, я накинула плащ поверх ночной рубашки и спустилась в сад с ножницами для рукоделия с золотыми ручками в виде птичьих крыл.
Они были остры, и всё же ни одними ножницами я не смогла бы сделать то, что собиралась, будь в моём распоряжении лишь они.
Розы защищались. Когда я закончила, руки мои были исцарапаны в кровь.
И всё же то было пустяком в сравнении с тем, что после сделали с моими руками по приказу grand mere.
Наутро она увидела ковёр из цветов и бутонов, что за одну ночь осыпались с черенков на траву и дорожки, превратив райский сад в обычные зелёные заросли. Иные из кустов обратились грудой колючих ветвей.
Я не хотела вредить растениям, лишь срезать цветы. Однако я не была столь искусна, как мне того хотелось, а тобой я дорожила больше роз.
Она пришла ко мне в спальню ещё до завтрака, даже не позволив увидеть тебя, и заметила царапины на моих ладонях, и задала мне прямой вопрос. Я призналась в содеянном – не хотела, чтобы вину взвалили на кого-то из слуг.
Как бы жестоко ни наказали меня, к ним grand mere была бы во сто крат более жестока.
Мои руки секли розгами столько раз, что я сбилась со счёта. После неделю я должна была просидеть взаперти в своих покоях, почти без еды.
Ты выкрал ключ у слуг и проник ко мне на второй день.
Ты вошёл в мою спальню, когда я сидела на гранитном подоконнике у окна, глядя на деяние рук своих, и приблизился раньше, чем я успела побежать тебе навстречу. Ты взял в свои ладони мои, с которых ещё не сошли следы наказания, и, глядя на раны, произнёс:
– Тебе не стоило этого делать.
– Но тебе ведь стало легче дышать.
– Я не стою того.
– Оставь решать это мне.
Ты молчал и не поднимал взгляда, и я улыбнулась тебе в надежде, что ты уловишь эту улыбку краем глаза:
– Они заживут. Не тревожься. Моя горничная по приказу grand mere смазывает их целительной мазью. Лекарство залечивает раны достаточно медленно, чтобы я успела усвоить урок, но следов не останется. Grand mere понимает, что девушке с увечьями будет сложнее найти выгодную партию.
– Так ты волшебница?
Ты тоже знал,