Поймав в душе поток Света, исходящий от неба, проклятый князь вынул из сердца ощущение незаживающей раны и поднёс его таящейся за пеленой заре:
– Прошу, исцели. И весть Майе пошли. Песню мою пошли, – он сдвинул брови, поднёс инструмент к подбородку и стал играть. Целить собственное сердце голосом волшебной флейты Ки и слать дочери весть любви.
Он закрыл глаза, вкладывая в звучание душу, и песня ткалась, выводясь из шестивековой тоски и боли в благодарность и признательность, переходящие в трепетное воздушное нежное чувство, дарующее состояние безопасности, покоя и уюта. Тепла. Доверия. Радости. Счастья.
Послав в небо самую пронзительную ноту, Ганнибал открыл глаза и увидел сияние зари. Горизонт полностью расчистился от облаков. Ощутив внутри вяжущее, вытягивающее душу чувство, Лекарь проронил:
– Прошу, донеси моё послание Майе. Пусть она увидит, услышит, почувствует. Мою любовь. Пусть… ей станет хорошо, тепло, безопасно… Хотя бы на чуть-чуть.
Горло сдавила резь. Вересовый князь, а ныне – князь-Пожиратель, слишком хорошо представлял, что значит существовать неупокоенным призраком на бренной земле.
Это значит всё помнить. Всё ощущать. Без возможности прикоснуться и согреться. Напиться, поесть. Если только чья-то чуткая рука не поставит пищу и питьё, приготовленные специально для призрака. Но разве есть сейчас обладатель такой руки подле Майи?!
Хоть кто-то родной, тёплый, любимый, чувствующий, видящий, понимающий! Нет сейчас в живых никого, кто бы знал её, знал, что она неупокоена!
Кроме врагов. Рядом с ней враги. Ждущие её отца. Как они с ней обходятся? Измываются ли или среди них есть хотя бы одно чуткое сердце?!
Никого…
У неё есть только проклятый отец, в бездумной надежде шлющий тепло сквозь время и пространство. Пусть ей станет… немного легче.
Собравшись с чувствами, человек-вендиго вверил заре и ветру ощущение тепла и мира, как если бы прижал к груди дочь.
Мгновения.
В эти мгновения удержать её, успокоить.
Защитить. И отпустить.
Раненое сердце перестало кровоточить. Чтобы спустя время вскрыться вновь.
Но на сегодня достаточно.
Остаётся только верить, что каким-то немыслимым образом послание отца в самом деле долетит до дочери.
А иначе… останется бесконечная глухая боль. Нет, жить без веры невозможно. И слово «самообман» не воспримется разумом и сердцем. Пусть весть любви, посланная с ветром, будет истиной и вопреки всему пронзит все преграды и долетит до того, кому назначена.
Потому что иначе… князь Ирде не сможет.
Делать то, что должен.
Вера. Даёт силы. И опору.
– Люблю тебя, – шепчет Лекарь. И чувствует, что предрассветный морок развеян. Жизнь