Когда я вышел из тюрьмы, то решил противостоять этому миру, который не принял меня. Я стал презирать его самым глубоким презрением. Душа моя стала черствой и закрытой.
Получив необходимые документы, я вышел за ворота тюрьмы. Я знал, куда мне идти, ведь у меня был свой домик, доставшийся мне от моего доброго дедушки Ивана. Но там меня постигло разочарование. Домик был сожжен дотла. Не имея хозяина, он, скорее всего, был заселен либо бомжами, либо цыганами, которые в пьяном угаре сожгли его.
Я долго стоял возле своего сожженного жилища, вспоминая дедушку и наше недолгое общение. Шестнадцать лет прошло, как он накормил меня, умирающего от голода, приютил меня, потерявшегося в своем отчаянии, не прогнал меня и не сдал в милицию, когда узнал, что я убийца.
Мне исполнилось тридцать, но мне так хотелось снова обнять его щуплое тело, услышать его тихий голос. Все всплыло во мне горькой памятью, и я отправился на местное кладбище. Я долго искал его могилу, пока какой-то рабочий не разъяснил мне, что старые заброшенные могилы находятся в дальнем углу. Я отыскал покосившийся крест с полуоблезшей деревянной табличной, где еле различались его имя и фамилия, дата рождения и смерти. Попросив инструменты у рабочего, привел могилу в относительный порядок, решив, что в ближайшее время, как только устроюсь, все здесь покрашу, поставлю лавочку и посажу цветы.
Я устроился работать на рынок грузчиком, даже не надеясь искать работу в более приличном месте, однако вскоре удалось найти работу на стройке коттеджного конгломерата. Помогло то, что в зоне подростком я не сидел сложа руки, а учился. Сняв на окраине города у одной бабульки летнюю кухню, больше похожую на сарайчик, я решил, что окончательно устроился. Впоследствии я собирался заново выстроить домик дедушки Ивана и переселиться туда.
Планов было много, но многолетнее пребывание в тюрьмах наложило свой отпечаток. Пройдя такие жизненные испытания, я порой был не в состоянии разрешить обычные бытовые проблемы, с трудом сходился с людьми, во многих ситуациях не знал, как вести себя, был замкнут и эмоционально довольно беден. Не смотря на естественный темперамент, мои эмоции были зажаты где-то внутри меня, я не умел сопереживать и сочувствовать людям и не мог ориентироваться в этом жизненном потоке.
Не имея опыта обычной жизни в семье, я никому не доверял, не умел радоваться общению с людьми, кого-либо любить. Я не хотел иметь ничего общего с выходцами из тюрем, но и вписаться в нормальную жизнь не мог. У меня не было никаких привязанностей, кроме чтения. Я записался в библиотеку и по вечерам буквально заглатывал книги. Жизнь продолжалась, но мой взгляд на нее был скорее тюремным.
Не смотря на то, что я зажил обычной человеческой