Я брел по дорожке небольшого сквера и вдруг увидел сидящего на скамейке старика, который ел винегрет из литровой банки, черпая его ложкой и откусывая от куска черного хлеба. У меня сжался желудок, и я невольно остановился. Очевидно, я смотрел на банку с винегретом такими голодными глазами, что старик, подняв голову, понял все.
– Голодный? – коротко спросил он.
– Мне бы кусок хлеба. Хоть небольшой, – тихо сказал я.
– Садись и поешь. Только ложка у меня одна. Да я уже и наелся. Так что бери то, чем богат.
Я жадно ел до тех пор, пока не опустела банка и закончился хлеб. И тут мне стало стыдно, что я съел все, не оставив доброму старику ничего.
Старик спросил, как меня зовут. Я назвался Василием, не желая открывать свое имя.
– С кем живешь? – спросил старик. – Кстати, меня зовут дед Иван.
Я ответил, что сейчас нигде и ни с кем не живу.
– Бродяга, значит, – сказал старик. – А ушел от кого?
Я сказал, что ушел из детдома.
– Так ты сирота? Круглый? Или брошенный?
– Круглый.
– А в детдоме, что, так плохо? Все-таки, крыша над головой. И кормежка какая-никакая.
Я опустил голову и молчал. Сказать ему, что вчера ночью убил человека? Что меня, скорее всего, ищет милиция?
– Не знаю, – наконец, выдавил я из себя. – Не знаю, что теперь делать.
– Ну, ладно. Пойдем ко мне пока. Я живу один, бабка моя померла в том году, сын погиб в Афгане. Тоскливо одному, особенно по вечерам. Если хочешь, пошли, а там видно будет. Пенсия у меня, правда, маленькая, ну да как-нибудь проживем, а там и ты подрастешь.
У меня не было выбора, и я пошел с дедушкой Иваном. Он жил в небольшом домишке на берегу реки. Снаружи домик был ухоженным, но довольно скромным, внутри чисто, но женской руки не наблюдалось. Мне понравилось, что берег реки находился почти рядом с домиком. У дедушки была лодка, и к вечеру мы наловили рыбы, наварили ухи.
Впервые в жизни я увидел, как живет свободный человек. Надо же, куда хочет, туда и идет, что хочет, то и делает! А от меня с рождения требуют полного подчинения. За тот кусок хлеба, что мне дают, я должен, как марионетка, выполнять все требования взрослых, терпеть их, когда они срывают на мне свою злость и неудачи в жизни, терпеть насмешки и унижения более старших детей, жить, что называется, от стены до стены, и ни шагу в сторону, иначе наказание, карцер и всеобщее осуждение. Разве это жизнь?
Так рассуждал я, сидя на берегу реки с дедушкой. Тихий летний вечер стлался над рекой. На другом берегу невдалеке и подальше были видны многоэтажки, слышался далекий шум города. Несколько мальчишек поодаль ловили удочками рыбу, посередине реки