И весной сорок четвёртого, в распутицу и грязь:
«Разрешите доложить, товарищ генерал?
Вот как тут – и там я так же убежал!!»
Только ахнул генерал-майор:
«Бондаренко! Дьявол! Ну, солдат!..
Хоть бы на штрафную как сменять твой приговор.
Эх, и мне ведь трудно с ними, брат…»
Снова СМЕРШ. Тюрьма. Допросы и побои.
– Почему не кончил сам с собою?
– На Донце не застрелился почему?
– Прислан по заданью по чьему?
– Кто помог? Бежал из плена как?
– Сколько заплатили, гадина, тебе?
…Именем Союза… Родине изменник Бондаренко…
…Добровольно перешёл к врагам…
По пятьдесят восемь один бэ –
К десяти годам!
Полыхнул их матом из горячей груди:
«А учли вы, гады, как я воевал?!»
– «Есть заслуги. За заслуги мы не судим», –
Прокурор сказал.
И зачем я подходил? зачем растрагивал?
Где суды такие? где такие лагери?..
Холмик углей прорывался синеватым огоньком.
От Днепра тянуло лёгким ветерком.
Наступления предтечи верные,
Поползли над лесом кукурузники фанерные{90}.
От невидимых, от них всё небо тарахтело.
Меркнул наш костёр – и меж вершинами светлело,
Раздавалась, отступала вкруг по лесу тьма.
…Слушал-слушал, рыжий отозвался и Кузьма:
– Этой зимою, полгода тому,
Случилось и у меня в дому.
Спим. Слышим – стучат. Громчей:
– Эй, хозяева! Эй!
Отвори!
Кто живой, подойди к двери! –
А за тучами месяц, светло. Глядь из окна –
Вот тебе на! –
Два офицера, один старшина.
Не по мою ли душеньку? Открыл.
– Ты, спрашивают, приятель,
Колхоза здешнего председатель?
Нам на эту избу показали.
– Он, говорю, попали.
Али дело какое? – Да без дела не шли.
Без дела б иное время нашли.
– Ну, заходите. – Зашли.
Мостами веду их в темноте{91},
Спрашиваю: лошади-те ваши где?
– Отсталый ты, батя, отстал далёко.
У нас – колесница Ильи-пророка.
– Неуж самолёт разбился? – Нет, смеются, самолёт цел,
Назад полетел.
Ладно, думаю, смеяло не иступлено – смейтесь.
Засветил в избе – заходите, грейтесь.
А у меня сыновья на фронте, дочь одна,
Она на полатях, на печи жена.
Смотрю на гостей – одеты что надо,
И чистенько, ну бы с парада:
Валенки, ушанки, полушубки голевые,
За плечьми мешки вещевые,
И в мешках довольно наложено,
Всё как положено.
НКВД, не иначе. Знаю я их порядки.
Уж больно все трое исправны да гладки.
Нет, гляжу, разболокаются, разбираются,
Ночевать, что ли, собираются.
Что ж, спрашиваю, добрые люди, – зачем да откуда?
Хозяину б