Мануш-читра осторожно открыл глаза и глянул себе на грудь, уверенный, что увидит там чудовищный ожог. Но одежда его была цела, даже не потемнела от огня. Он повел плечами, но никакого неудобства не ощутил. Неуверенно коснулся груди. Ни жара, ни боли, ничего.
– Что это значит?
– А ты как думаешь, потомок Траэтаоны? – Спента Армайти неожиданно лукаво усмехнулась.
Мануш-читра посмотрел на ее руки, вновь опущенные вдоль тела и скрытые длинными рукавами. Потом – на свою руку. У него была одна мысль, но он ее не то что облечь в слова – додумать до конца не решался.
– Но Франграсьян…
– У него был шанс, – отрезала Спента Армайти, и в ее голосе Мануш-читре послышалась обида. Умеют ли благие божества обижаться? – Он его упустил. И, пожалуй, так будет лучше и для него, и для Ирана… и, конечно, для тебя.
– Я должен был всего лишь отомстить за деда, – тихо произнес Мануш-читра. Дальше ни его мать, ни, следовательно, он сам не заглядывали.
– И ты это сделал. Но на этом жизнь не заканчивается. Иранцам нужен вождь, Мануш-читра. А своенравный туранец не может их вести.
Спента Армайти смотрела на него пристально, но без напора. Она видела сотни поколений. И ей торопиться было некуда. Это ему, Мануш-читре, нужно было расти и учиться как можно скорее, чтобы не дать коварному Туре уйти от заслуженного возмездия. И вот он его совершил. Но жизнь на этом не закончилась. Туранцы снова хозяйничают на иранской земле, и кто-то должен ее отстоять.
– Я склоняюсь перед тобой, госпожа, – сказал он.
Спента Армайти пожала плечами:
– Я здесь ни при чем. Это твоя судьба и твой путь. Рано или поздно он нашел бы тебя.
Прежде он непременно бросился бы возразить ей, но сейчас промолчал. Хотя то солнце, что померещилось ему у нее в руках, и исчезло, отблеск его как будто бы угнездился у Мануш-читры в груди, согревая ее уверенностью. И там, где раньше он отступил бы или заколебался, не зная, есть ли у него право решать, теперь он был полон решимости.
– Больше туранскому коню не топтать нашу землю.
Он сам не понял, произнес он это вслух или только подумал, но Спента Армайти улыбнулась:
– Я верю тебе, кровь Арьи.
«Не подведи».
Когда Франграсьян наконец показался вдали, Мануш-читра поднялся на стену.
С Франграсьяном был небольшой отряд туранцев, но они остались ждать на дороге, а сам он медленным шагом поехал вперед. Белого флага переговорщика при нем не было. Лучники встали наизготовку. Эрехш, стоявший рядом с Мануш-читрой, не сводил глаз с одинокой