– Ты повредился умом? – спросил он.
– Я вдруг подумал, что рад слышать вас всех, даже если вы ссоритесь.
Хизаши словно влепили пощечину. Они не особенно это обсуждали, но Кента обмолвился, как ощущал себя, будучи запертым внутри собственного тела, и тогда голос его сочился горечью и страхом. Когда-то Хизаши пытался вообразить, каково это – быть пленником духового оружия, стать частью холодного металла. Одна мысль об этом наполняла его гневом и ужасом, и судьба распорядилась так, что испытать схожие чувства довелось не ему.
– Ты так задумчив и тих, – все с той же улыбкой проговорил Кента. – Я бы очень хотел, чтобы вернулся прежний Мацумото Хизаши, всегда недосягаемо уверенный во всем.
– Я бы тоже хотел, – проронил Хизаши и отвернулся. Невыносимо было смотреть в его глаза и видеть сочувствие, которого не заслужил. И такой веры в себя не заслужил тоже.
В любом случае никто не пошел в рёкан, рискуя жизнью, но нужно было узнать, там ли Морикава или Сакурада, и Мадоку все же отправили следить за входом. Из них четверых менее приметная внешность досталась ему и, отчасти, Кенте, но последнего не стоило отпускать одного, в этом Хизаши был тверд и непреклонен. Впрочем, никто и не собирался с ним спорить.
Мадока отсутствовал полдня, за это время они трое не перемолвились и словом, расположились под деревьями на пригорке и установили слабую, рассчитанную на новичков, защиту, чтобы не привлекать внимание, случись тут нежданные прохожие, но и не встревожить оммёдзи. Хизаши угнетала эта осторожность, будто они мыши, пытающиеся прошмыгнуть под носом у кота. От нечего делать он принялся размышлять, каким образом составить записку для Морикавы, чтобы тот догадался об отправителе.
– Эй, Кента, – позвал он.
– Да?
Он повернулся так быстро, словно только и ждал, когда с ним заговорят. Хизаши, оказывается, успел позабыть, какой он еще ребенок порой. Хотя… разве не все вокруг для Хизаши должны быть детьми?
– Что между тобой и Морикавой общего? Такого, чтобы вы оба поняли его истинное значение?
– Я не знаю, – пожал плечами Кента и откинулся на древесный ствол. Раскидистая крона бросала на его задумчивое лицо ажурную тень, а солнечный свет играл в зелени глаз. – Может… стихи?
– Стихи? – засомневался Хизаши. – Что в них особенного?
– Стихи – это слова, которыми говорит сердце, – Кента явно цитировал кого-то. – Так мне сказал учитель по дороге в замок Мори. Помнишь? Мы проезжали мимо озера с грустной историей, и учитель так вдохновенно рассказывал о своей жене.
– Ты запоминаешь странные вещи.
– Это драгоценные воспоминания, Хизаши. И я очень рад, что сумел сохранить их.
– Не время для сентиментальности, – возразил Хизаши из одной только вредности.
– Нет, как раз самое время. Хизаши, – Кента посмотрел ему прямо в глаза, так что не отвернуться, не спрятаться, – мы же вместе дойдем до конца,