– Конран-но ками, он… он не совсем демон, – с трудом произнес Хизаши, задыхаясь после каждой фразы. – Но и не бог, конечно. Он… он человек. Был человеком.
– Вздор! – прервал Нобута, и один из палачей, точно читая его мысли, с хэканьем подхватил тяжеленную плиту и водрузил ее на колени Кенты.
– Но я же говорю! – сорвался Хизаши и снова попытался встать на ноги. Безуспешно.
– Ты говоришь не то, что надо, – безразлично ответил Нобута. Его тусклые глаза, широкий рот, круглое гладкое лицо напоминали рептилию куда больше самого Хизаши. Ни одна змея, что он повстречал в жизни, не была столь безжалостна и холодна, и ни одна столь откровенно не наслаждалась творимым ею злодейством. Хизаши уже не шипел – он рычал загнанным зверем.
– Я с тебя кожу сдеру, – пообещал он. – Лоскут за лоскутом.
– Благодарю за идею, Мацумото-сан, – улыбнулся Нобута.
Кента дышал судорожно, порывисто, с присвистом, однако так и не вскрикнул, не дал Нобуте насладиться его властью.
– Клади вторую, – велел тот, и Кента сильнее стиснул зубы. Злость смешалась с отчаянием, Хизаши казалось, он переполнен ими настолько, что может взорваться. Если бы ярость могла превратиться в энергию, он бы разнес все вокруг, но был способен лишь стоять на коленях с петлей на шее и наблюдать за мучениями единственного настоящего друга. Самого ценного в его длинной жизни.
Тяжелая дверь за спиной скрипнула петлями, и прозвучал голос Морикавы Дайки:
– Нобута-сан, глава школы желает вас видеть. Прошу за мной.
Еще один предатель. Хизаши склонил голову в ожидании. Вот Нобута вздыхает и нехотя уходит с Морикавой. Закрывается дверь. Поднимается со своего места Сакурада и говорит:
– Отведите этих двоих обратно в темницы.
– Но Нобута-сама…
– Наверняка он бы хотел лично понаблюдать за процессом, так что отложим до его возвращения.
Он говорил уверенно, с легкой ноткой угрозы, которая не покидала его голоса даже когда он общался с другими учителями, за исключением Морикавы. И пусть Хизаши ненавидел его, едва скрыл облегчение. Сакурада проследил за тем, чтобы Кенту избавили от плит и отвязали от столба, а после отвернулся, словно они его больше не интересовали. Хизаши плюнул бы ему в спину, да во рту было сухо, как в яме с песком.
Их уводили вместе, и Хизаши наконец-то узнал, где держали Кенту – не так уж далеко, – но толстые стены гасили звуки, поэтому они ни разу и не услышали друг друга. Забавно, подумалось Хизаши, ведь они провели так почти три года, находясь рядом, но, как оказалось, совершенно друг друга не слыша.
Становясь снова на колени и наваливаясь на них всем своим уже порядком уменьшившимся весом, он ощутил привычную режущую боль. Неровный каменный пол, испещренный, как нарочно, мелкими бороздками, выемками и щербинками, за время заточения разодрал плоть так сильно, что скоро Хизаши придется опираться на голые кости. В тюрьме Такамагахары было поуютнее, по крайней мере, там его не пытали,