– Брось эти мысли, – попросил Кента. – Нам уготован более сложный бой, ты же помнишь.
Сакурада остановился возле канала с быстро текущей, дурно пахнущей водой. Хизаши бы прежде передернуло от отвращения, нынче же он сам мог вызвать разве что рвотные позывы.
– Тут не должно быть так уж глубоко, – сказал Сакурада. – Но до нас еще никто из живых этого не проверял.
– То есть вскоре мы бы отправились тем же путем, но не по своей воле? – хмыкнул Хизаши.
– Если не заткнешься, я обездвижу тебя и брошу плыть по течению, как мешок соломы.
Хизаши давно жаждал сказать это, но роль ученика требовала хотя бы иллюзии покорности, поэтому сейчас сдерживаться он не стал.
– Терпеть не могу ни вас, ни ваши глупые уроки. Железяка не заменит уровень ки, с которым вас в былые времена даже на обучение бы не взяли.
– Мацумото… – прорычал Сакурада.
– И я вам не верю. Сами лезьте в…
Сакурада легко толкнул его в грудь, и Хизаши полетел в канал, не успев даже закончить фразу, и вонючая жижа полилась ему в рот. Он забил руками и ногами, кое-как нащупал ступнями дно и выпрямился, задыхаясь от возмущения. Вода доходила до груди.
– Лови, гаденыш.
В Хизаши полетел белый веер, и тот поймал его и сжал в мокрых пальцах. Тотчас же теплая, родная духовная энергия потекла к нему, обволакивая и успокаивая. Слова благодарности почти сорвались с языка, но Сакурада уже спрыгнул в воду и угрюмо пошел вперед, рассекая ее подобно кораблю. Кента спустился куда осторожнее и неловко покачнулся, наваливаясь на Хизаши.
– Извини!
– Хватит уже извиняться за каждое движение, – проворчал он. – Когда выберемся из школы, надо как-то избавиться от Сакурады.
Учитель ушел уже далеко вперед, но плеск, с каким он это делал, еще был хорошо слышен.
– Но он же помогает нам, – удивился Кента.
– Сейчас да, а потом? Точно ли не он усыпил нас на восточном выходе из Ёсико? Кто участвовал в допросах? Откуда, в конце концов, у него мой веер?
– Сакурада-сэнсэй отдал его тебе, значит, они с Морикавой на нашей стороне.
– Не называй его сэнсэем. Больше мы не ученики Дзисин.
Сказал и пожалел об этом, так погрустнело лицо Кенты, искаженное побоями и голодом. Смотреть в него было тяжко, но Хизаши смотрел, потому что во всем этом была и его вина тоже.
– Прости.
– Но ты прав, – проронил Кента и вымученно улыбнулся. – Теперь мы сами по себе.
Плеск