Вздрогнув от этих слов, как от внезапного грохота, мама прикрыла глаза рукой.
– Ты совсем как папа, – выдавила она с тихим всхлипом, имея в виду не моего отца, но своего, который, несмотря на уговоры, ушёл на фронт, когда йонсанские войска ступили на территорию Альянса и захватили часть Калаханской равнины. Из всей своей роты дед единственный вернулся живым, но искалеченным не только и не столько телом, сколько душой – он никогда не говорил о войне и только выпивал в одиночестве в день, когда появилась Ордосская завеса и нападения йонсанцев прекратились. Это назвали победой, но любой здравомыслящий человек понимал, что дать этому событию такое название мог только сущий дурак. – Он бы не хотел, чтобы ты прошёл через это. Не пустил бы.
– Наши семьи достаточно пострадали от этого конфликта, восьмерых эта война уже забрала у нас, сын, твоего прадеда и его двух братьев, сестру твоей бабушки, – начал отец, но я прервал его.
– Будет хуже, если она заберёт ещё четверых вместо меня одного, и я так просто не сдамся, пап. Вы можете уехать на Эйри, или добраться до Бельмора, укрыться у кого-нибудь из давних знакомых – они помогут, я уверен. Спросите Мохов, они хотят поступить именно так, – я сделал короткий вдох и вспомнил то, о чём говорил несколько часов назад с Ридли. – Альраун превратится в руины, если Йонсан снова перейдёт в наступление, но мы ещё можем этого не допустить. Да и где гарантия, что Цертония и Морская Коалиция выступят с Альянсом против йонсанцев, а не поддержат их в обмен на, не знаю, кусок нашей земли? Тогда мы точно не сможем защититься, но сейчас…
Родители переглянулись, и мама осторожно прервала меня на полуслове.
– Тео, послушай. Ты строишь предположения, и они могут оказаться верными, но разве не правильнее при этом было бы уехать с нами? Мы уже думали о переезде, не на Эйри, а много дальше, к северянам, в окрестности Ярнового, но не успели сказать вам с Финой. И тут ты… на войну…
Я запнулся, но тут же продолжил.
– Вы уверены, что нас и там не достанут, если каждый решит сбежать? Что нам дадут жить спокойно? Если все убегут, у нас даже шанса против Йонсана и остальных не останется. А сбежать сейчас наверняка мечтаем не мы одни.
– Нет, я не уверен, Теоган. Но я боюсь потерять тебя, – сказал отец так же спокойно, как прежде. Любому, кто не знал отца близко, могло показаться, что богатый стаж хирурга выжег из него почти все чувства, превратив в бездушный камень его большое сердце, но оно билось с прежними теплом и силой, скрытое за толстой коростой, без которой он давно бы сошёл на работе с ума. За всю свою жизнь я так привык продираться через его слова и действия до его настоящих чувств, искать заботу там, где другой бы нашёл одно безразличие, что теперь сказанное им так прямо и искренне ударило по мне словно обухом. Какая же буря скрывалась под маской внешней непоколебимости, если теперь он решился говорить