– Сдурели! Хоть бы ее-то постыдились… – По лугу, ярко освещенному солнцем, бежала к ним Настя.
И женщины, завидев ее, разом смолкли. Даже Варвара и та постаралась принять благопристойный вид, начала закручивать волосы.
Глава двадцать седьмая
Вечером после работы Степан Андреянович отвел Настю в сторону:
– Ты бы, Настасья, присматривала за своими, а то срам…
Настя удивленно вскинула на него свои ясные, открытые глаза.
– Как же! Давеча кричу Олене-счетоводше – на траву матаефскую залезла: таскай, говорю, для своей коровы из навин. А она: «Я дехретная, мне по закону поблизости положено».
– Декретная? Какая декретная?
– Ну… с Миколашкой, говорят, спуталась.
Настя, не разбирая дороги, напрямик зашагала к деревне. Она шла быстро, почти бежала. Густая, уже мокрая от росы трава хлестала ее по коленям. Лицо у нее пылало, как от пощечины. Срамота какая!
Олена была дома одна, мыла пол.
Она разогнулась, отбросила в сторону мокрый вехоть и, тяжело дыша, стала вытирать рукавом потное лицо.
Глаза Насти уперлись во вздувшийся живот, выпиравший из-под загнутого, замоченного водой подола.
– Ты это… как ты докатилась? – со злостью и омерзением выкрикнула она.
Олена нахмурилась, облизала свои полные, сочные губы. В зеленых глазах ее заиграла нехорошая усмешка.
– Брюхо-то? – И, явно наслаждаясь смущением Насти, пояснила: – Как брюхо получается, не знаешь? С мужиком спала!
Настя готова была провалиться сквозь землю. Но она взяла себя в руки, холодно посмотрела Олене в лицо:
– А как же он?
Полные, налитые плечи Олены дрогнули, но она опять усмехнулась:
– Это Петька-то? Выходит, побоку…
– Побоку? Это Петра-то побоку? Да как ты… Он за тебя… за такую, кровь проливает, а ты… Комсомолка!
– А что комсомолка? – тем же вызывающим тоном, вскинув руки на бедра, продолжала Олена. – Комсомолке с мужиком спать заказано? Где это такой закон писан? А ты подумала, сколько мне? То-то и оно… Двадцать пять годочков стукнуло. А война – когда она кончится? Да и вернется ли? А вернется, думаешь, так вот и кинется – помоложе не найти? Нет, голубушка, что-то я охотников до старых грибов не видала. Всякий норовит молоденький сорвать. А девка в тридцать лет мухомора хуже. Это такой, как Дунярка, ждать – ей не к спеху, а мне уж поздновато…
– Да ведь ты, бесстыжая, слово давала?
– Ну и что, что давала. Давала, а теперь, выходит, взяла. Это ты втемяшила себе в голову неизвестно кого… На груди картиночку носишь.
– Ну знаешь!.. Да я бы с таким, как… – Настя хотела назвать Николашку, но вместо этого топнула ногой, – ни в жизнь! Никогда!
– Скажи какая королевна!.. Чем журавль в небе… слыхала? А это еще слыхала: хоть из глинки, да мужчинка? А чем он не парень?
Настя уже хваталась рукой за скобу двери, думая только о том, чтобы поскорее выбраться на воздух,