– В самый раз. За зиму зело в науках поднаторел. В Городце-то тетенькин зять Пыльев Иван Игнатьевич, ты должна его помнить, уже профессор московский, ну вот, с Никитой занимался и весьма лестно его аттестует. Математика, география… С языками иностранными аз, грешный, его муштровал. История тож. Тетенька не всю библиотеку мужнину распродала – подспорье немалое. Так что, полагаю, вполне достоин наш Никита взыскать премудростей лицейских. Да и не один он в столицу отправится. С тобою.
– Со мной?! – тут уж Сашеньке довелось удивиться по-настоящему.
– Да-с, и не смейте мне, государыня Александра Андреевна, перечить. Живем бок о бок, а поговорить серьезно недосуг. Вот и дорогу всю молчком.
– Что это вы, батюшка? В имении забот невпроворот, только обживаться начали. Да и вы не молоды. Извините, что на это указываю, но ведь так и есть. И на какие такие средства вознамерились вы снарядить нашу экспедицию в Петербург? С хлеба на квас перебиваемся.
– Знаю. И что хлеб столичный весьма недешев, лучше тебя, дуры, понимаю. Потому еще в Городце с теткой твое Марией беседу имел, а третьего дня бумаги получил.
– О чем это вы?
– Говорю, так слушай. А то опять изругаю, а сего не желаю, ибо грех это. Покойная твоя матушка и тетка унаследовали в свое время шкатулку с драгоценностями – дар императрицы покойной деду их, как говорится, за заслуги перед Отечеством. Дар этот неделим, и по смерти матери твоей остался у Марии. Дочь ее, как тебе известно, умерла бездетной. Более наследников тетушка не имеет. Так что теперь ларец этот будет положен под хороший процент в банк. Уже, собственно, положен.
– И предполагается, что на эти средства мы будем существовать в Санкт-Петербурге?
– Вот именно.
– Но я не хочу уезжать из Красновидова! – Сашенька сгоряча привстала и тут же пребольно ударилась о потолок кареты, шлепнувшись на сидение со слезами досады на глазах, она снова упрямо воскликнула: – Не хочу!
– Знать мало стукнулась, – язвительно проворчал Андрей Петрович.
– Я, батюшка, уже не дитя малое, – не замечая отцовского сарказма, продолжала Александра. – Уж и под венцом стояла и вдовой сделалась, сын у меня, коли запамятовали. Негоже меня, как куклу, с места на место без спросу переставлять.
Бригадир тоже начал закипать.
– Отчего же без спросу? Вот, спрашиваю. Только, ежели ты такова, то и спрос с тебя другой. Своим умом, говоришь, крепка сделалась? Так изволь, сделай милость, открой глазоньки и посмотри внимательно да не за спину и не под ноги, а вперед. Спрятаться решила? Думаешь, не вижу? Ты ведь Неживина по рождению. А Неживины никогда ни от кого не бегали. И от себя не бегали! Помещицей надумала заделаться? Это в двадцать-то лет! Ты еще в монашки постригись!
– Мне, батюшка, девятнадцать.
– Лучше твоего знаю. Не смей отца перебивать!
С минуту они молчали, каждый старался укротить свой горячий норов. Первой заговорила дочь.
– Извините мою резкость