– Вы лично знали Суворова?
– Да уж… Он ведь, почитай, всех солдат своих в лицо и по имени знал, особенно ветеранов. Память была у него изумительная. И на людей и на языки иностранные. Сколько он наречий этих знал, и не скажу, казалось, на любом объясниться без труда мог. Хотя раз мне, грешному, пришлось при нем толмачом поработать.
– Вот как?
– Представьте. История забавная, на анекдот больше похожая, и, между нами говоря… Эх, ладно! В том же италийском походе это и случилось. Оторвались мы от французов на два перехода. Александр Васильевич меня с поручением в одну деревушку горную отправил, Шварцфлюс называется, впрочем, к делу это отношения не имеет. Неприятеля там не было, так что возвратились мы без потерь. Вдруг стрельба за утесом.
– Вы тогда в каких чинах состояли, Андрей Петрович?
– Уж два года как бригадиром значился. Потому важное поручение и было доверено. Но не обо мне речь. Снег глубок был, потому в расположение войск наших мы лишь, что называется, к шапошному разбору только и успели. Гренадеры засевших французов в штыки взяли, а сверху егеря ударили. «Ура!» – и кончено. Можно было из орудий ударить, но поселение швейцарское уж больно опасно стояло. Случись бы от пушечной пальбы лавина, всем бы смерть пришла. Пожалел генералиссимус людей. И своих и чужих пожалел. Думали отдохнем чуть в селе этом – ан нет. Разведчики – лихие ребята – бегут: француз в двух часах. А нам до перевала и зацепиться негде. Снег валит. Дорога пока есть, но вот-вот закроет. Я как раз Александру Васильевичу о порученном мне деле докладываю, и тут депутация жителей той деревни к светлейшему подходит. В чем дело? Заминка выходит. Суворов понимает, что времени нет, и простужен сильно был, однако ж остановился, решил граждан швейцарских выслушать. А как выслушал, аж побагровел. И, хотите верьте, хотите нет, обложил он этих ходоков по-русски, что называется, с перебором и ускакал, только мне рукой махнул: «Переведи и не отставай!» А как такое перевести? Швейцарцы ему благодарственные дары поднести хотели и книгу какую-то ветхую приволокли, чтоб светлейший в ней расписался. Стоят теперь вслед Александру Васильевичу глазами хлопают, «Вас? Вас?» – спрашивают. «Крутись, – думаю, – Неживин!» Щеки надул и перевожу: «Герр Суворов, – говорю, – вельми тронут вашим, господа, порывом, чувств не в силах сдержать и от скромности, присущей ему не менее доблести, в смущение впал и отбыл. Однако ж просит дары сии употребить на постановку в селении вашем памятного знака, русское оружие прославляющего. Желает он вам всякого блага и покровительства Божьего». Вымолвил я все это, шпоры коню и ауфвидерзеен.
– И что? Установили? – лицо Ворта оставалось невозмутимым, хотя в глазах горели искорки смеха.
– Этого не скажу. Не знаю.
На пороге появилась Сашенька.
– Господа! Прошу к столу.
Отставной