– Прости, родной, что не смогла родить тебе сына.
Это были ее последние слова, и они кровавым следом врезались в сознание Александра, который с болью в сердце осознал вдруг свою вину перед этой ни в чем не повинной женщиной, которая навсегда отдала ему свое сердце и доверила жизнь.
Несчастные родители Клавдии допытывались у матери Александра, пугая ее страшным судом, о причине болезни своей дочери. Узнав все подробности, они пришли к священнику и прокляли его, твердо пообещав, что к ним присоединятся селяне. Это был страшный удар для отца Николая, ставший для него смертельным. Через неделю священник умер. А перед смертью он поведал дочери свою давнюю тайну, просил принести из заветного места сосуд с уже давно недвижимым сердцем, которое билось до последнего дня. И завещал он похоронить сердце то вместе с ним у того же ручья, где похоронена мать Насти.
После трехдневного отпевания в пустой церкви Настя вместе с Александром и еще двумя, с трудом согласившимися за большое вознаграждение мужчинами похоронили отца там, где он просил.
Еще несколько дней прожила Настя в опустевшем доме, а потом ушла прочь из этих мест – любящая и любимая, проклятая и изгнанная, уничтоженная, но не побежденная, носящая под сердцем ребенка своего возлюбленного и хранящая в себе воспоминания того малого счастья, которое она успела пережить. Как ни горька была утрата отца и любимого, как ни больно было покидать родные места и могилы родителей, но это безрассудство было оправдано той неизбежностью, которая владела в тот миг Настей и готовила ей новые страдания и страшные испытания. Но иного выхода не было, и несчастная девушка доверилась судьбе, готовая тогда на все ради своего будущего ребенка, ради своей любви.
Настя покидала родные места, уходя в неизвестность, но сердце свое она оставляла тому, кому были сказаны последние слова перед уходом:
– Где бы ты ни был, что бы с тобой не произошло, с кем бы ты ни жил – знай, рядом на Земле растет твой сын, твоя кровь, твое продолжение. Даже в самом страшном одиночестве ты будешь не одинок.
Да храни всех нас, Господь!
Глава одиннадцатая
Кто же