– Чистого или смешать с чем-нибудь? – спросил Билли, указывая на огромный серебряный поднос, сверкающий бутылками односолодового виски, хрустальными бокалами, серебряными ведерками со льдом и мерными стаканчиками, стоящий рядом с необычайно яркой, почти ослепительной цветочной композицией, запах которой Гарри чувствовал через всю комнату.
– Чистого.
– Какой сорт вы предпочитаете?
– Пусть это будет сюрпризом.
Сюрприз состоял в том, что Билли протянул ему стакан, в котором было по крайней мере четыре порции «Гленливета». Стакан был почти полон.
– Вот, примите перед ужином. Знаете, скотч доводится троюродным братом картошке.
– Я этого не знал.
Дальнейших объяснений не последовало. Билли налил себе столько же виски, а Кэтрин и ее матери вручил по джин-тонику, которые украсил каким-то сладким и пенящимся розовато-желтым сиропом.
– Что это? – спросил Гарри, несколько удрученный тем, что не может подобрать тему для разговора.
– Понятия не имею. Это нам привезли из Африки в тридцатые годы, и я пытаюсь как-то его использовать.
– А на этикетке что написано?
– Там на арабском, – сказал Билли, радуясь, что таким образом прекратит дальнейшие расследования, как это всегда бывало.
– Я могу прочитать.
– Можете?
– Да. Хотя могу и не понять.
Билли передал ему бутылку. Примерно через минуту Гарри поднял голову.
– Это лекарство от малярии, – сказал он. – Изготовлено в Судане в 1917 году.
– Не думал, что там есть дата. Я ее искал.
– Арабские цифры, – сказал ему Гарри, – совсем не похожи на то, что мы привыкли считать арабскими цифрами. Например, ноль – это просто точка.
– Бедняги, – сказала Эвелин, делая глоток из своего бокала, – их, должно быть, ставят в тупик веснушки.
– Вы уверены, что хотите это пить? – спросил Гарри.
– Мы пьем его уже целый год, – сказал Билли. – Открыли бутылку в День победы[39], когда снабжение было скудным. Я думал, это для «Тома Коллинза»[40]. Очень вкусно.
Кэтрин сделала большой глоток.
– До сих пор мне это не вредило, – сказала она. – К тому же и малярию не подхвачу.
При этих ее словах Эвелин встала и предложила пройти в столовую. Все последовали за ней и расселись, хотя Билли по пути с треском открыл створки французских дверей, за которыми оказалась застекленная терраса, и проговорил в темноту:
– На второй звонок.
– Что это значит? – шепотом спросил Гарри у Кэтрин.
– Думаешь, я знаю?
Билли взглянул на Эвелин, и та сразу же позвонила в колокольчик. Вошли мужчина и женщина с серебряными подносами.
– Пляжный ужин, – объявил Билли. – Без супа.
– Вы произносите молитву? – спросила Эвелин у Гарри.
– Я живу один, – сказал Гарри, – поэтому забываю.
– Не хотите вспомнить?
– Я