–– Княжеский стол не может стоять без головы, а лихих неведомых соседей под боком нам не нужно. Думаю, кого из княжичей на Кутумский стол посадить для блага нашего и блага общего.
Сыновья, как один, повернули головы на отца, но он еще до конца не решил, кого своей волей отправить. Аяр как старший должен жениться да княжить, но отец еще полон сил и своё место уступать не собирался. Корьян тоже вошел в самую сильную пору. Горд еще юн и безбород, но уже не в пример Аяру серьёзен и строг.
–– Как установится санный путь, пойдём в полюдье. Каждый из княжичей съездит в Кутум на погляд и пригляд – у старика двое дочерей. Такова моя воля.
Старейшины закивали, стукнули палками о пол в знак поддержки. Но потом слово взял самый скрюченный из них Скорпунь – жрец с белёсыми, выцветшими глазами. Он был так стар, что даже Остромысл не мог припомнить его без седой, в пояс, бороды и таких же длинных, белых волос.
–– Добро, князь-батюшка. Дозволь и нам теперь словцо обронить, – голос у него был удивительно твёрдый, но скрипучий, будто больной. – Видим мы, что мать-земля не приняла нашу последнюю жертву – золотого солнца больше не видим, слишком рано ныне серость опустилась. Не будет земля родить в следующее солнце от того, что забыли о ней. Мало было жертвы, все ушли тебя, князя, встречать, прославлять.
–– Это что же ты хочешь сказать, старик? – серьёзно спросил князь.
–– Хочу сказать, что твоею волей жертвы матери-земле не досталось. Нужно вернуть всё её, задобрить новой – сильной и красивой, тёплой. Овцой, шерстью, снедью…
Старик замолчал, недовольно пожевав сморщенными губами. Остромысл знал, о чём он так хотел сказать, но умолчал. Раньше, когда нынешний лес только пробивался к небу тонкими стволиками, для матери-земли готовили более щедрую жертву – красивую, дородную, понёсшую детей мать заворачивали в одеяло, сотканное нетронутыми девицами, и отдавали богам. И не бывало голода, не бывало засухи, бабы рожали крепких, здоровых детей – так говорили старцы. Но последней, кого так отдали, была бабка Остромысла. Её сын, Остромыслов отец – князь Бурелом вырос, стукнул кулаком по столу и заявил, что такой ценой урожая никому не будет нужно – баб, рожающих ребятишек, не останется, да и оставшиеся сироты без материнской груди помирают. Старейшины и жрецы пугали всех карами, голодом, и мором и бездетностью. Но бабы как рожали, так и продолжили, детей даже больше стало почти во всех родах, кроме одного. Отколовшееся племя ушло за вал городища, поселилось в лесу у самого капища. Они пытались сохранить старые традиции, усерднее молились богам и не уставали напоминать о человеческих жертвах. Поговаривали, бесследно сгинувшие в лесах, да речке молодки и девы – на самом деле их жертвы. Потому и земля родит. Остромысл в это не верил, мало ли людей леший уводит в глубину черного леса, а уж сколько тонет и малых, и молодых, и старых – не пересчитать.
Чтобы не сердить стариков, Остромысл не стал с ними спорить. Он медленно кивнул и согласился принести в жертву всю новую, осеннюю шерсть. Девы