– Эжени! Господи боже, Эжени! Доктора, позовите доктора!
Поднялась суматоха. Обезумевшие сыновья Лезажей воздевали руки к небесам, а женщины громко рыдали. Появился врач Сен-Лизье, доктор Поль Бюффардо. Он тоже присутствовал на мессе и еще не ушел из церкви, когда случилось несчастье. Он помог Оноре Лезажу вытащить Эжени из коляски.
– Принесите фонарь, – распорядился доктор. – Здесь ничего не видно.
Анжелина, объятая ужасом, прислушивалась к возгласам и крикам женщин, столпившихся вокруг Лезажей.
«Боже, что я наделала! – думала она. – Мне не надо было с ней разговаривать!»
Прошло некоторое время. Потом кто-то зарыдал. Это был Оноре, отец Гильема.
– Нет, Эжени, нет!
Причитания зазвучали громче. Анжелине хотелось заткнуть уши, чтобы ничего не слышать.
– Боже мой! Бедная женщина! В канун Рождества!
– Пресвятая Мария, какое несчастье! Вот уже два года, как у нее были боли в сердце.
– Мама! Мама! – отчаянно повторял мужской голос.
Анжелина вдруг почувствовала себя преступницей. К горлу подкатил ком. Закрыв лицо руками, она хотела заплакать, но слез не было.
«Кучер наверняка видел, как я разговаривала с мадам Лезаж, – ужаснулась Анжелина. – Он выдаст меня. И тогда все узнают, что я убила эту несчастную женщину. Я убила мать Гильема, бабушку моего маленького Анри!»
В это самое мгновение чья-то рука схватила ее за плечо. Анжелина чуть не вскрикнула.
– Что ты тут делаешь? Почему ты спряталась? – встревоженно спросил Огюстен. – Дочь моя, почему ты дрожишь?
– О, папа! – простонала Анжелина. – Это так ужасно!
– О чем ты говоришь? – удивился Огюстен, прижимая дочь к себе.
Анжелина с облегчением спряталась в его объятиях, потершись щекой о накидку.
– Мадам Лезаж… Она умерла… В канун Рождества, сразу после мессы. Боже мой, какой ужас!
– Бог дал – Бог взял, – оборвал ее сапожник. – Ты забыла слова Евангелия? Нам не ведомы ни день, ни час нашей смерти. Адриена не знала, что старуха с косой унесет ее, когда, счастливая, возвращалась домой, исполнив свой долг. Вспомни, какое у нее было удивленное выражение лица, когда она отдавала Богу свою душу.
Анжелина кивнула головой. Одного лишь упоминания о матери было достаточно, чтобы вызвать у нее поток слез.
– Пойдем, не надо стоять здесь, уподобившись этим зевакам, столпившимся вокруг тела, – добавил Огюстен. – Мы хотели поужинать в таверне, ты не забыла?
– Папа, я не голодна. Как ты можешь быть таким равнодушным к несчастью других?
– Скоро ты об этом узнаешь, – сухо заверил дочь сапожник. – Я возвращаюсь домой. Разогрею себе суп, оставшийся с утра.
Размашистым шагом сапожник пошел прочь. Ошеломленная молодая женщина застыла на месте. У нее было чувство, что ей