– Прошу тебя, папа, – жалобно сказала Анжелина. – Не ругай меня! Я покрою голову этим чудесным платком, он так подходит к моим глазам.
Сапожник чуть не выругался, но сдержался: дочь много работала и редко о чем-либо просила.
– Хорошо! – проворчал он. – Узнаю подарок твоей подружки, этой старой гугенотки. Она совсем не думает о твоей репутации, задаривая подобными безделушками! Нам надо торопиться.
Они заперли собаку в конюшню и вышли на улицу. Отец и дочь кутались в накидки, поскольку дул холодный северный ветер. На обледенелых мостовых лежал тонкий слой снега.
– Держись за меня, дочь моя. Не хватало еще сломать ногу в самом начале зимы.
– Вот уж этого не надо ни тебе ни мне! – откликнулась Анжелина.
С огромными предосторожностями они дошли до аркады колокольни, стоявшей около средневековой крепостной стены. Теперь им предстояло спуститься по крутой улице Нобль.
– О! В добрый час! – воскликнула Анжелина. – Мэр приказал разбросать солому и стружку. Теперь мы не поскользнемся.
– Хм-м! Все равно надо быть осторожными.
Они благополучно добрались до площади с фонтаном, где уже собралось большинство жителей Сен-Лизье. В тусклом свете, исходившем от двух газовых рожков, было трудно рассмотреть лица. Анжелина вглядывалась в мужчин, которые по росту напоминали ей Гильема.
– И все болтают, трещат без умолку, – ворчал отец. – Можно подумать, что здесь собрались не христиане, пришедшие приветствовать рождение нашего Господа Иисуса Христа, а торговцы на ночную ярмарку.
– Папа, сегодня люди счастливы, не надо судить их строго. Посмотри: хозяин таверны зажег свечи на своей террасе. Как мило!
– Да, этому-то расходы не страшны! – вздохнул сапожник, явно пребывавший в мрачном настроении.
По площади проехала коляска, которую везла белая лошадь. К окну дверцы припало насмешливо улыбающееся напудренное лицо. Анжелина узнала мадемуазель Жерсанду и помахала ей рукой. «Моя дорогая подруга едет в храм Сен-Жирона, – подумала она. – Протестанты ведь тоже справляют Рождество!»
Строгий перезвон колоколов, волнами разлившийся в морозном воздухе, заставил всех броситься к паперти собора. Анжелина, не отпуская руки отца, следила за движением толпы. Ее сердце бешено стучало, поскольку приближался долгожданный момент: каждый год семья Лесаж садилась слева от нефа, на резные скамьи, отведенные для знатных прихожан.
«Боже мой! Если Гильем здесь, я увижу его!» – ликовала Анжелина, привставая на цыпочки.
– Да что ты дергаешься! – удивился отец. – Давай садись и не заставляй меня дважды делать тебе замечание. Твой цыганский платок и так привлекает внимание.
Обиженная Анжелина вполголоса ответила:
– Ну и что? Не все же цыгане бандиты! Отец, ты веришь слухам. Тебе стоило бы быть более милосердным.
– Помолчи! –