– Seulement jusqu’а neuf heures, madame, mais à présent il est plus de onze heures, madame[206], – развел руками старик-хозяин.
– Только до девяти часов, видите ли, можно что-нибудь съестное получить, – опять взглянула Глафира Семеновна на мужа. – Ну гостиница!
– Просто шамбр-гарни здесь, – отвечал Николай Иванович и прибавил: – Спроси бутылочку красного-то вина. Красное вино наверное уж есть. Ежели и кухня заперта, так ведь его ни варить, ни жарить.
– Понимаешь ты, я уже спрашивала холодного мяса и сыру – и то нет.
– А красное вино наверное есть. Французы его походя трескают. Вен руж, монсье… Апорте вен руж, можно? – обратился Николай Иванович к хозяину.
Тот пожал плечами и отвечал:
– Oui, monsieur. Je vous procurerai…[207]
– Видишь, видишь! Красное вино есть же!
– Но ведь это только пойло. А я есть хочу. Понимаешь ты – есть! – раздраженно сказала Глафира Семеновна.
– Ну так булки спроси, ежели ничего нет. Красное вино с булочкой отлично.
– Же ве манже, монсье, – опять обратилась к хозяину Глафира Семеновна. – Ну ле вен руж. Бьен. И апорте муа хоть дю пян блян. Же ве супе.
– Oh! que c’est dommage, que nous n’avons rien pour vous donner a manger, madame, – отвечал хозяин, покачав головой. – Mais du vin et du pain je vous apporterai tout de suite. Une bouteille?[208] – осведомился он.
– Де… де… де! – закричал Николай Иванович, поняв, что спрашивает хозяин, и показал ему два пальца, прибавив: – Де бутель!
– Нон, нон. Эн… Селеман эн[209], – подхватила Глафира Семеновна и строго сказала мужу: – Не дам я тебе напиваться!
Хозяин недоумевал.
– Une bouteille ou deux?[210] – спрашивал он.
– Эн, эн… – показала один палец Глафира Семеновна.
Хозяин удалился и через минут десять принес на подносе бутылку красного вина, два стакана, большой кусок хлеба, кусочек масла и полдюжины персиков, прибавив:
– Voilà, madame, c’est tout ce que nous avons à présent. Bonne nuit, madame[211], – раскланялся он и исчез.
Глафира Семеновна принялась намазывать маслом почерствелый уже с утра хлеб и с горестью воскликнула:
– И это в Париже должна я так ужинать, в городе, который славится всякой едой, откуда к нам в Россию разные знаменитые повара едут. Ну смотрите: черствый хлеб, какое-то горькое масло, помятые персики.
– Должно быть, здесь, в Париже не ужинают, что ли, – ответил Николай Иванович. – Ведь и у нас есть такие города. Про калужан вон говорят, что калужане тоже не ужинают, а поедят да так и спят.
– Глупые и пьяные остроты. Молчите!
– Да что ты сердишься-то, Глаша! Красненькое винцо есть, хлеб есть – ну и слава Богу.
– Это вам, пьянице, лестно красное вино, а я чаю хочу. Нет, при этих парижских порядках завтра надо непременно спиртовую лампу себе купить, спирту и жестяной чайник. Скипятил на лампе воду, заварил чай – и чудесно. Да не забыть бы завтра булок и закусок на ночь купить.
– Как же ты будешь завтра покупать закуски, ежели ты даже не знаешь, как закуски по-французски