– Да насчет живота-то пес с ней, а только все-таки уж это хоть настоящая черная арабка, так и то хорошо, – отвечал Николай Иванович.
– Danse de ventre… Illustre danse de ventre…[195] – отрекомендовал супругам стоявший около них слуга в халате.
За негритянкой следовала белая женщина. Она продолжала тот же танец, но пошла далее. Дабы показать, что у ней шевелятся только живот и бедра, а верхние части тела остаются в полнейшей неподвижности, она взяла принесенные ей три бутылки с вставленными в них зажженными свечами, одну из этих бутылок поставила себе на голову, другие взяла в руки и в таком положении, продолжая двигать взад и вперед животом и бедрами, ходила по всей сцене, садилась на пол, даже полуложилась и ни разу не уронила свечей.
– C’est le chef-d’oeuvre…[196] – отрекомендовал лакей.
Глафира Семеновна плюнула.
– Фу, какая гадость! Фу, какая пошлость! Домой! Домой! – воскликнула она, поднимаясь с места.
– Да дай, душенька, до конца-то… – начал было Николай Иванович.
– Довольно! Сейчас собирайтесь.
– Позволь хоть коньяк-то допить и рассчитаться…
Он ухнул в пустую чашку все содержимое графина и выпил. Стоящий около него лакей в халате даже вздрогнул и невольно воскликнул:
– Monsieur…
Ему в первый раз пришлось видеть, чтобы посетитель мог выпить целый графинчик коньяку, хотя графинчик был и очень маленький.
– Комбьян? Получи за все! – воскликнул Николай Иванович, выкидывая на стол пятифранковую монету, и, рассчитавшись, направился к выходу с Глафирой Семеновной, все еще продолжавшей плевать и говорить:
– И это называется театр! Гадость, мерзость, пошлость! Тьфу!
XXXIV
– Домой теперь, домой! – говорила Глафира Семеновна, выходя с Николаем Ивановичем за ограду выставки. – Меня и так еле ноги носят. Шутка ли, целую ночь в вагоне не спали и сегодня весь день на ногах. Приедем домой, спросим самоварчик, заварим чайку, напьемся с булками… Чай у меня свой есть. Я ведь целые полфунта привезла в турнюре.
– Найдем ли только самовар-то в гостинице? – выразил сомнение Николай Иванович.
– У французов-то? Это, брат, не немцы. Как же самовару-то не быть! Всемирная выставка… Центр европейской цивилизации. Здесь, я думаю, только птичьего молока нет, а то все есть. Ну едем, Николай Иваныч.
– Нанимай извозчика. Вот извозчик стоит. Коше!
– Oui, monsieur… – откликнулся извозчик и спросил: – Quelle rue, monsieur?[197]
Глафира Семеновна хотела что-то сказать, но взглянула на мужа испуганно и спросила:
– Николай Иваныч, где мы остановились-то?
– Как где? в гостинице.
– Да, да… Но в какой улице?
– А мне почем знать? Ты у меня француженка.
– Боже милостивый! я впопыхах-то и не справилась, в какой мы улице остановились!
– Да что