Тони вмешался в беседу:
– Не надо, Слингсби. Сдержите себя.
– Милорд! – укоризненно вымолвил дворецкий. – Ну как, сестрица? Что будем делать?
– Голова кругом идет! Сама не знаю.
– Не знаешь? Что ж, я скажу. Признайся, что наврала.
– Может быть, может быть. Схожу-ка я в церковь, помолюсь. Дочка, – обратилась она к снова вошедшей Полли. – Я пойду помолюсь. Проводи-ка меня до угла.
– Хорошо, миссис Прайс.
Мамаша Прайс вытерла глаза.
– Надо мне было знать. Я тогда зеркало разбила.
– А нечего было смотреться, – заметил Слингсби.
– Суровый вы человек, – сказал Тони, когда дверь закрылась. – Мастер диалога, но – суровый.
Дворецкий попыхтел.
– Мне тяжело, милорд. Только подумаю, волосы шевелятся.
– Волосы? Может, постричь?
– Нет, спасибо, милорд.
Тони вздохнул.
– Работать хочется. Какой я парикмахер, пока не пролил крови?
Дворецкий почтительно, но строго нахмурился.
– Мне не нравится, милорд, когда вы так шутите.
– Виноват. Знаете, мы, мастера…
Остановил его громкий и неожиданный звук. Кроме того, Слингсби побагровел. Обернувшись, Тони понял, в чем дело. Вошел человек в костюме для верховой езды, но без соответствующей беспечности.
– Чтобы мне лопнуть! – воскликнул Тони. – Пятый граф собственной персоной! Заходите, милости просим.
Сид мрачно смотрел на дворецкого. Трудно было сказать, кто из них мрачнее.
– О! – сказал он. – И ты здесь.
– Да. Здесь. А тебе что?
– Ну, змий!
– Мерза…
– Для тебя – милорд.
– Друзья мои, – вмешался Тони, – прошу вас! Садитесь, – прибавил он, обращаясь к гостю.
– Лучше постою.
– Почему же?
– Катался.
Тони его понял и пожалел.
– Да, сперва нелегко. Зато скоро будете скакать.
– Скорей подохну. Одни синяки, одни…
Он замолчал, не зная, как реагировать на неприятный смех дворецкого. Потом решил его презреть.
– Говорят, – сказал он Тони, – два моих предка свалились с лошади.
Тони кивнул.
– Да. На охоте. Дед и дядя. Получается два.
– Скоро будет три.
– Что поделаешь, noblesse oblige!
– Чего-чего?
– Да так, неважно.
Дворецкий счел нужным вмешаться.
– Так тебе и надо.
– Лезут тут всякие слуги!
– Друзья мои, друзья мои!
Сид нахмурился.
– Все она, мамаша. Сказала бы мне пораньше, я бы привык.
– Горбатого… – вставил Слингсби.
– Опять лезет!
– Горбатого могила исправит, – твердо продолжал дворецкий. – Как был, так и будешь обезьяной, разве что дрессированной. Научишься тому-сему, а что толку? Вот женщины делают подтяжку, а потом улыбнуться не смеют.
– Что ж, по-твоему, отказаться от своих прав?
Ну, дурак!
– Не смей меня так называть!
– Кто-то