Он стонет, подается еще ближе, его обнаженное бедро касается моего, прикрытого брючиной.
И я… я невольно целую его в ответ.
Он снова коротко стонет, сексуально, греховно, и прижимает меня к себе, и целует так, будто умрет, если остановится.
Одна его рука ложится на мою талию и играет с подолом моей рубахи, и я точно знаю, к чему это приведет, если я сейчас же не положу этому конец.
Мне требуется вся сила воли, чтобы прервать поцелуй, но даже тогда ноги не желают сдвигаться с места, не хотят оторвать меня от него.
Вторая рука Мемнона все еще лежит на моей щеке. Его темные глаза ищут мои.
– Я звал тебя, Рокси. Я так долго звал тебя, но ты никогда не отвечала. Сила моя слабела, потом задремала и очнулась только когда… – Он моргает, смотрит вниз, на себя, потом впервые замечает мой наряд. – Я мертв? – спрашивает он, вновь вскидывая взгляд. – Ты здесь, чтобы проводить мою душу в загробную жизнь?
В загробную жизнь?
– О чем ты? – Отступаю, выворачиваюсь из его объятий. – Меня зовут Селена, не Рокси.
Он сдвигает брови, и губы его недовольно кривятся.
Мужчина в явном замешательстве. Он принимает меня за кого-то другого, думает, что мы в каком-то другом месте, а я ничего не понимаю, чтобы сообразить, как лучше действовать.
Взгляд его скользит по надписям на стенах. Мемнон прищуривается, читает.
Я смотрю туда же, куда и он.
…Мемнон Проклятый уснет сном богов…
…заточен в этой комнате…
…силы подавлены…
…память изгнана из умов живущих…
…принужден спать…
…не старея, не умирая…
Откашливаюсь, прочищая горло.
– Э… так ты, насколько я понимаю, был проклят?
Мемнон вновь поворачивается ко мне. Выражение его лица изменилось, ужесточилось, шрам резко выделяется на коже.
Мне требуется усилие, чтобы не обмочиться, – такой он сейчас пугающий.
– Это было правдой, да? Все это было правдой. Я не верил Эйслин, но она была права. – Он ловит мой подбородок, притягивает меня к себе. – Моя царица, что ты наделала?
– Кем бы ты ни был, – медленно говорю я, – тебе лучше отпустить меня. Сейчас же.
Только после того, как слова вылетают у меня изо рта, я осознаю, что произнесла их на английском.
– Что с твоим языком? – хватка его усиливается, и хмурится он сильнее. – Или ты выучила какой-то новый, чтобы проклинать меня?
Магия вокруг нас сгущается.
– Что бы ты ни сделала со мной, жена, – говорит он, наклоняясь, – клянусь, что это никогда больше не повторится.
Несмотря на его близость, в его прикосновении нет тепла. Только карающее собственничество.
Его сила наступает на меня, и я чувствую, что он готовит какое-то ужасное заклинание.
Черт, черт, черт.
Отталкиваю