Матти считал, что оленевод будет для меня лучшим напарником. Он прочел мне лекцию о законах мира каюров. Где бы на севере я ни планировал основать собачий питомник, вокруг него всегда будут бродить стада северных оленей, охраняемые оленеводами. Для каждого каюра наступает такой день, когда хаски убегают. Тогда важно, чтобы отношения с оленеводами были в порядке. Когда все отлажено, от них получаешь огромную помощь. Если отношения разорваны, дело осложняется.
– Как осложняется?
– Ну, собак хотят убрать. Они исчезают. Лес забирает.
– Лес забирает?
– Да, да. Уводит.
Мы ехали на лыжах по открытым пространствам озер и болот, через растущие вдоль ручьев рощи и леса, деревья в которых становились тем толще и массивнее, чем дальше от дороги мы уходили. Под нашей лыжней осталось много разных следов. Выдра нарисовала на льду реки картинку – отпечаток своего толстого хвоста, по берегам полно заячьих следов, рядом жемчужная нить, оставленная лисицей, глубокие следы лося, преодолевшего брод, и тропы северных оленей, легкие прыжки куницы, словно пролетевшей над сугробами. Мы пересекли их все, не задерживаясь. Затем перед нами появилась колея, у края которой Пестун остановился. Я подъехал к нему, стянул шапку с головы и вытер со лба пот.
– Отсюда начинаются, – сказал Пестун. Я посмотрел на следы и понял, что это собачьи. Вытащил из рюкзака бутылку с водой, глотнул воды с образовавшимися в ней льдинками и кивнул. С этого начнем, но непонятно куда. Так можно и до лета кататься за ними на лыжах.
Однако Пестун взял след. Он пошел быстрее прежнего, поскольку не следовал за каждой петлей следов. Когда их вереница подходила к краю открытого болота, он какое-то мгновение оценивал окрестности, поднимал свой крупный нос и спрямлял путь через болото, хотя следы шли по его краю.
За болотом наш след присоединялся к собачьим. Не понимаю, как он предугадывал это. Я вытирал пот, пил воду и отдувался. По виду Пестуна не было заметно, чтобы он устал от лыж, только щеки раскраснелись, и на этом все.
Мы продолжили маршрут. Не знаю, как долго мы шли на лыжах, но я ослаб. Ноги не двигались, я задыхался и был голоден.
На краю большого болота Пестун опять остановился перед новыми следами. Его лицо помрачнело. Собаки вышли на санную колею, но здесь никто не ездит на мотосанях.
– Пусть тот раз будет последним, когда ты гонял здесь на санях.
– Извини, не знал, – ответил я, но Пестун вряд ли слышал