Я смотрю на Кэт, а она в это самое мгновение поднимает глаза на меня. Кэт знает достаточно. Не стоит лгать перед этой малышкой, которая только-только начала мне доверять. Ее доверие мне нужно даже больше, нежели дружба Либби, и так, я знаю, будет всегда.
Ставлю баночку с заваркой на кухонный стол и снова сосредоточиваю внимание на гостье.
– Я познакомилась с Мартином не в Лос-Анджелесе. Я познакомилась с ним месяц назад здесь, в Сан-Франциско. На паромном вокзале.
– Познакомились месяц назад? – повторяет Либби, вытаращив глаза.
– А через несколько минут знакомства я поехала с ним в здание суда, и мы там зарегистрировали наш брак.
Либби на мгновение теряет дар речи, но секундой позже спрашивает с нескрываемой тревогой в голосе:
– Он что – заставил вас?
– Нет. Он меня не заставлял – попросил. Сделал предложение в письме несколькими неделями ранее. И я ответила согласием.
– Но… вы же его прежде в глаза не видели!
– Не видела. Лично мы знакомы не были.
– Господи помилуй! Зачем вы на это пошли?
Чайник начинает свистеть, и я убавляю пламя. Заваривая чай, я рассказываю ей, без лишних подробностей, о том, как иммигрировала в Америку. Рассказываю про свою ужасную работу и жуткие трущобы в Нью-Йорке. Про то, как однажды увидела в газете объявление Мартина и загорелась желанием поскорее начать новую жизнь, в которой у меня будет ребенок, так как еще в Белфасте врачи сказали мне, что сама я никогда не смогу родить. Мы потягиваем чай, вместе с детьми едим маленькие пирожные, и я сообщаю Либби, что у Мартина целый ворох собственных горестей: трагическое детство; неодобрительное отношение родни со стороны супруги; смерть жены, которая скончалась от изнурительной болезни и оставила его вдовцом с пятилетней дочерью на руках.
– До меня один из моих братьев уже обосновался в Америке. Мейсон написал мне, что в Нью-Йорке можно легко найти работу. С братом на Манхэттене я прожила всего четыре месяца, а потом Мейсон влюбился в женщину из Монреаля, женился на ней и перебрался в Канаду. Я надеялась, что, может быть, он позовет меня с собой, разрешит снимать угол в доме, где он поселился с женой. Но он не позвал. Мне пришлось искать жилье. В общем, обстоятельства складывались для меня не самым лучшим образом. Я оказалась в тяжелом положении. А потом однажды прочитала в газете объявление Мартина и откликнулась на него.
– Ну и дела, черт бы меня побрал! – тихо восклицает Либби и быстро добавляет: – Прошу прощения. Просто… в жизни не слышала ничего подобного.
– Я тоже, – сдержанно улыбаюсь я.
Сдвинув брови, Либби водит пальцем по изящной ручке своей чашки. Потом обращает на меня взгляд.
– Мартин… он добр к вам?
Я понимаю, что она имеет в виду. Полагаю, это язык женщин.
– Он – джентльмен. Во всех отношениях.
Либби догадывается, что в простые слова своего ответа я вкладываю куда более глубокий смысл.
– Вы хотите сказать,