Как ни крути, в выстроенной Гленом истории все вели себя как беспечные полудурки. Разбойники-фениксы – ладно, в их головах дым гуляет. Но Сэра́… Может, он и правда действовал сознательно?
Сердце подсказывало Глену, что мастер не виновен, а разум склонялся к мысли, что виновен.
Право слово, разум и сердце Глена не понимали друг друга.
– Идём во дворец. – Он хлопнул ладонью по столу и ознаменовал тем самым окончание трапезы.
***
Они рано ступили во дворец. Поднялись по парадной лестнице, увитой фестонами застывшей изморози, и зашагали мимо статуй первозданных океанидов Дэлмара и Юскола, томившихся в нишах вдоль аркадного коридора.
Предки Глена сидели в тенях на хрустальных камнях, и сабли покоились на их коленях. Глаза первых братьев ныне казались странно внимательными, а лица – непостижимо суровыми и живыми.
Дэлмар и Юскол видели каждого, кто блуждал по галереям дворца. Видели, как правители сменяли друг друга на троне. Видели павшего владыку Ваухана и трёх его сыновей: Лета́, Дуги́ и Камуса.
Юскол и Дэлмар внимали летавшим вокруг шепоткам. Ведали, что Лета́ отринул наследие предков и обернулся изменником – сошёл с намеченного Вауханом пути и потонул в чуждом для океанидов чувстве – любви. Она увлекла Лета́ на греховную дорогу, подтолкнула к Азалии – дочери Эониума.
Влюблённые нарушили межклановый запрет, запрещавший подданым Тофоса делить ложе с подданными Умбры, и в конечном счёте поплатились за прегрешение. Были изгнаны и отвергнуты родными кланами.
Но за сим история не закончилась. Азалия и Лета́ породили двойняшек-вырожденцев и вновь навлекли на себя гнев отцов-владык. Океаниды и дриады вырвали корень зла – умертвили вырожденцев. В том бою пал Эониум. Пали десятки воинов из Барклей и Танглей. Азалию ошибочно сочли мёртвой. Лета́ же соплеменники сковали, вернули на родину и заточили в узилище.
В своё время история порочной любви захлестнула Танглей и достигла ушей первых братьев.
Они ведали обо всём. Наблюдали за Гленом, приплывшем во дворец ребёнком со скудными пожитками в котомке.
И ныне, бесшумно ступая по галереям, Глен никак не мог отринуть странное ноющее чувство. Чудилось, что Дэлмар и Юскол следят за ним и пытаются сообщить нечто важное и весомое.
К несчастью, Умбра не наградил Глена благом понимать безмолвные намеки.
Перед взором выросли обитые льдом двери и стражники с копьями.
– Благого утра, господин, – с холодной вежливостью выдали стражи.
И впустили Глена и его собратьев в тронный зал, под высокий, поддерживаемый колоннами купол.
Отец уже пребывал на месте. Нарочито прямо восседал в другом конце зала на возвышении, к которому вела широкая мраморная лестница, на троне, похожем на игольницу, как и дворец. Иглы трона короной высились над головой